Октябрь 1996. Малфой-мэнор.
Рабастан курит у раскрытого настежь окна в библиотеке. Эльфы Малфоев в ужасе из-за его грязных ботинков и пепла, который залетает в комнату с порывами ветра, но не решаются обратить внимание гостя хозяев на эти факты, ранее в библиотеке недопустимые.
Лестрейндж втягивает горький дым, наблюдая за плящущими в сумерках кострами в стойбище стаи Фенрира. От костров раздаются взрывы хриплого смеха, какие-то возгласы - оборотни отмечают начало своей собственной войны под флагом Темного Лорда.
Выкидывая окурок, Рабастан оглядывается вокруг, ища что угодно, лишь бы смыть с горла мерзкий привкус табака, замечает несколько бутылок на каминной полке - здесь недавно был Рудольфус. А потом поспешно покинул библиотеку, заслышав в коридоре звук голоса Беллатрисы.
С тех самых пор прошли десять минут и одна сигарета.
Хорошо бы сейчас спуститься к оборотням, захватить виски, посидеть у костра, послушать волчьи байки, на которые горазды грейбековы товарищи. До выхода в Хогсмид еще больше часа.
И не думать о том, что его брат делает со своей женой. На что имеет право. И уж точно не думать, почему это так болезненно много значит для Рабастана.
Лестрейндж не глядя подхватывает едва початую бутылку, сует ее в карман куртки, с которой не расстается даже в доме - азкабанская привычка не снимать ни тряпки, спасаясь от вечного холода,  - выходит из библиотеки.
Эльфы бросаются вычищать следы с ковра.
Он идет по коридору - только не вниз. Вверх. На третий этаж, где располагаются гостевые комнаты. В западное крыло, где поселился Рудольфус.
- Так что ты можешь присоединиться к кому угодно. Почту за честь, если решишь составить компанию мне,  - голос Долохова впереди, как маяк. И что много хуже, Рабастан замечает Рудольфуса, тяжело привалившегося к стене, скрывающегося в тенях и портьерных драпировках.
- Я принимаю предложение.
Грудной смешок Беллатрисы Рабастан не перепутает ни с чем. Женщина уходит - он слышит стук ее каблуков по паркету. Едва он затихает, брат неуклюже выходит из своего укрытия, но Рабастан присоединяться к Рудольфусу и Долохову не хочет.
Он разворачивается и идет вниз, спеша перехватить Беллатрису в холле. Так и есть, он уже спустился, ждет у дверей, когда она спускается по ступенькам, неторопливая. но полная внутренней энергии, требующей выхода.
Ее кожа будто горит в предвкушении сегодняшней кровавой жатвы, и Лестрейндж засматривается на нее, в отвращении и невнятном каком-то томлении.
- Странно, Бастик, что мадемузель Сэбир отпустила тебя пугть беззащитных детишек, - почти мурлычет Беллатриса, подходя вплотную и поднимая голову, чтобы всмотреться в его глаза.
Напоминание о невесте сейчас только усиливает это непонятное томление в Рабастане, который в Азкабане было смел надеяться, что его недоодержимость свояченицей в далеком прошлом.
- Не называй меня так, стерва, - голос его срывается, как будто он просит, а не приказывает.
Беллатриса улыбается, томно прикрывая глаза, словно он сказал что-то приятное, насмешливо фыркает и качает головой.
- Глупый Бастик, - почти нежно говорит она, проходя мимо. Ее юбки шуршат, задевая его колени. От нее пахнет мускусом, кровью и гнилыми цветами. И даже порыв октябрьского ветра, когда она открывает дверь мэнора, выходя на крыльцо, не справляется с этим запахом, который, как наваждение, обволакивает плотной пеленой Рабастана.
- Ты хотел прогуляться по парку. Надеюсь, я не заставила тебя ждать слишком долго, пока искала мантию? - Тэсс спускается к нему по лестнице, а он, поворачиваясь, вновь видит спускающуюся Беллатрису. Впрочем, через мгновение это проходит и он молча подает невесте руку.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2014-03-26 17:44:14)

Середина ноября.

Рабастан не одержим мыслями о сексе, Тэсс, к счастью, не менее меланхолична, а потому как-то так само собой решилось, что они отложили непосредственные брачные отношения на момент заключения брака, до которого рукой подать - пара-тройка месяцев.
Воздержание вполне привычно как верно дожидающейся жениха из Азкабана мадемуазель Сэбир, так и самому жениху.
Зато оно непривычно брату жениха и его супруге.
Неуклюжие попытки Рудольфуса острить Рабастан бы как-то стерпел, однако шутки Беллатрисы куда злее и задевают его намного глубже.
Забираются под самую кожу, саднят там долгие часы после разговоров, если так можно назвать их короткие обмены колкими репликами при случайных - или не совсем случайных - встречах.
- Может быть, ты девственник, Бастик, и просто боишься до смерти своей невесты? - Беллатриса бесшумно подкрадывается к креслу, в котором он читает, и, опираясь вытянутой рукой о спинку кресла, наклоняется к его лицу.
Низкий вырез ее платья маячит прямо перед носом.
Рабастан глубоко вздыхает: после того, как он был пойман на том, что засмотрелся на ее плечо и часть груди, встретив несколько дней назад полуголую в сползающей мантии брата в коридоре, Беллатриса не упускает случая как бы невзначай продемонстрировать чуть больше, чем дозволяют приличия.
Он покорно смотрит - ему больше ничего не остается. Отвернуться означает навлечь на себя еще больше насмешек, это уже пройденный этап. Когда он не отворачивается, Беллатриса хотя бы молчит по этому поводу. Просто загадочно смотрит на него и многозначительно улыбается.
Дразнит, наверное, стерва.
При вдохе ему снова почудился далекий аромат гниющих на солнцепеке цветов. Он отложил книгу и перевел взгляд выше, к глазам свояченицы.
- Тебя это ничуть не касается, стерва, - он вкладывает все равнодушие, которое у него есть, в этот ответ.
Беллатриса хихикает, на этот раз предпочитая не обижаться - это совершенно идиотское действо в ее исполнении выглядит скорее неприлично-сексуальным.
- Очень даже мое, - она  снова проводит пальцем по его подбородку, чуть царапая, а затем коротко касается шеи.
- Не трогай меня, - отшатывается Лестрейндж, и женщина довольно жмурится.
- А что, если буду трогать? - смеется, подходит ближе, касается бедром его колена.
Стерва. Похотливая стерва, играющая с ним как с куклой.
Рабастан отодвигается от нее, но спинка кресла не дает увеличить расстояние между ними до желаемой величины.
Аромат цветов все сильнее, глаза у Беллатрисы как черные омуты, воронки, тени причудливо оттеняют ложбинку между грудями.
Она приоткрывает губы, опуская ресницы...
Тяжелые и неровные шаги в коридоре, скрип двери.
Беллатриса мгновенно оказывается на пристойной дистанции, делая вид, что разглядывает книгу, которую Рабастан все еще сжимает в руках.
- Белла, что ты здесь делаешь? - Рудольфус задает вопрос без задней мысли.
- Проверяю, не сбежал ли твой нерешительный братец в Лондон вместе со своей невестой.
Беллатриса выходит прочь, следом уходит Рудольфус.
Рабастан плохо подчиняющейся рукой откладывает забытую книгу, сначала несколько секунд разглядывая ее, не понимая, что это такое.
Затем кладет голову на подголовник кресла и снова глубоко вздыхает.
Ничего. Чистый запах тысяч старых пергаментов, кожаных переплетов и различных чернил.
Никакой крови, гнили и похоти.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2014-03-26 19:41:48)

Конец декабря.

Последние дни Беллатриса словно с цепи сорвалась. Рабастан постоянно чувствует, что она неподалеку, а она, будто наслаждаясь его смятением, всегда хочет дотронуться до него, прикоснуться.
Проклятая стерва не то соблазняет его, чтобы насладиться его смертью от рук Рудольфуса, не то...
Что еще "не то", Рабастан думать не хочет. Точнее, просто не знает, что ему делать, если он всесторонне обдумает эту вторую вероятность, проанализирует ее и придет к выводу, что Беллатриса может хотеть его просто так.
От ее кошачьей похотливости ему противно. И противно, потому что он знает, что ничего не может ей противопоставить. Он-то ее хочет. С самого детства. Уже двадцать лет.
И теперь ему намного сложнее сдержать себя и не поддаться на ее провокации, на которые она мастер.
И ее постоянные едкие шуточки, от которых ему хочется дать ей полновесную пощечину.
И ее постоянные заигрывания на его глазах - это началось осенью, с Варелло, а теперь она льнет, как мартовская кошка, к Долохову, к Рудольфусу.
Рабастан хочет жениться на Тэсс и оставить этот кошмар позади, вернуть себе упорядоченность и контроль над собственной жизнью.
Он больше всего ценит этот контроль и боится его потерять, боится за свой рассудок, боится оказаться еще одним маньяком, носящим фамилию Лестрейндж, а Беллатриса манит его именно туда, хищно блестя глазами, в которых нет ничего человеческого.
Он проклят, проклят, как и его брат, и эта женщина - их проклятие.
Поздним вечером, пока  Нарцисса и Беллатриса на приеме у Паркинсонов - последняя, разумеется, под оборотным зельем, в образе Тэсс - Рабастану не спится.
Он мается ожиданием какой-то неприятности, не может уснуть, и спускается в гостиную, надеясь застать Долохова.
Однако вместо Долохова застает брата.
Рудольфус мертвецки пьян. Очевидно, что он едва дотащился до гостиной на первом этаже и подниматься наверх не в состоянии. Рабастан даже сперва думает, а не ранен ли его брат, развалившийся перед камином, но вскоре понимает, что ранение не имеет ни малейшего отношения к состоянию Рудольфуса.
Он огибает старшего брата и втаскивает его в кресло, опасаясь спрашивать напрямую, что не дает уснуть Рудольфусу - беспокойство за жену?
Однако Рудольфус предвосхищает его вопрос.
- Белла вернулась?
Рабастан отрицательно качает головой, и Рудольфус тянется к сигарам в кармане мантии, залитой виски и еще какой-то дрянью.
Рабастан тоже закуривает. Тишина умиротворяющая, но длится недолго.
- Не позволяй ей вертеть тобой. Никогда. Лучше бей, чтобы знала, что ты сильнее. Что ты всегда можешь сделать с ней то, что захочешь, - внезапно Рудольфус крепко хватается за плечо сидящего рядом брата и смотрит ему прямо в глаза. В первое мгновение Рабастан думает, что тот говорит о Беллатрисе, но тут же расслабляется - Рудольфус гооврит о Тэсс.
Учит, как жить, значит.
- Успокойся. Тэсс это все ни к чему. Она не похожа...
Он затыкается, потому что ему вдруг очень явственно представляется, как он бьет Тэсс - и это вызывает у него смесь отвращения и удивления. Ударить Тэсс ему не хочется, как не хочется и всего остального. Его невеста для него прекрасный друг, и теперь ему этого недостаточно.
Рудольфус криво улыбается и выкидывает сигару в камин.
- Ты вспомнишь мои слова. И поймешь, что я был прав.
Они сидят так еще долгое время, и Рудольфус засыпает,, отрубается прямо в кресле. Рабастан курит.
Негромко хлопает дверь. Младший вскакивает с места и идет к выходу из гостиной, открывает дверь и видит, как Нарцисса торопливо поднимается наверх, где на лестничной площадке ее ждет Люциус. Встретившись там, Малфои стремительно исчезают из виду.
Беллатриса же внимательно разглядывает себя в огромном зеркале, наблюдая исчезновение последних следов чужой внешности, а когда замечает Рабастана в дверях, улыбается ему и облизывает губы.
Она все еще немного выше, и в волосах блондинистые и черные пряди вперемешку, но все равно - это она.
- Соскучился? - томно проговаривает Беллатриса. -  Может быть, ждал меня, чтобы получить пару дельных советов насчет брачной ночи? Когда мой муж уснет, я могу кое-чем помочь тебе...
Что-то там было на приеме, и Беллатриса спокойная, даже расслабленная. Довольная.
И он ведется на эту уловку.
- Он уже уснул, - говорит Рабастан, не имея в виду фразочку свояченицы, но она уже приподнимает брови и хохочет, поворачиваясь к нему.
- Ах, Бастик, ты совершенный зануда, - с издевкой говорит она, расстегивя мантию Тэсс. Под мантией ничего похожего на корсет - только какая-то даже на вид невесомая одежка, которая больше подчеркивает, чем прикрывает грудь и живот.
Рабастан сжимает губы.
- Желаю вдоволь развлечься, затаскивая Рудольфус в спальню, - цедит он и проходит мимо Беллатрисы к лестнице.
- Думаю, я быстро найду того, кто больше желает оказаться в моей спальне, - не остается в долгу свояченица.
Со ступеней он оглядывается.  Она роняет мантию на пол и потягивается, закидывая руки за голову.
Дразнит, стерва.
Больше он не оглядывается.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2014-03-26 21:19:38)

3 января. (Трое в комнате, не считая шлюхи)

Он остается один в комнате, не считая шлюхи. Рабастан подходит столу с бутылками, выбирает, не глядя, и наливает полный бокал, стоящий тут же. От виски в голове ненадолго прояснятся. Также виски смывает вкус поцелуя Беллатрисы.
Осознает ли она, что подписала себе смертный приговор?
Рабастан не уверен. Но если бы она видела взгляд Рудольфуса, доставшийся его брату, она бы поостереглась играть чувствами мужа.
Он чувствует себя предателем - он, который был так уверен в собственной непогрешимости. Он, который отправился за братом к Лорду, убивать, на самоубийственную вылазку к Лонгботтомам. А теперь предает его, вожделея его жену.
Предает брата, предает невесту, предает себя самого.
Отпивая огневиски, Лестрейндж пытается понять, как решить эту проблему.
Он рационален и гордится этим, а следовательно, прекрасно понимает, что у любой проблемы есть решение. Из любой ситуации есть выход, который приведет к устранению этой проблемы.
Лестрейндж пытается решить эту задачу, обезличивая участников - теперь он мысленно оперирует такими абстракциями как он, она и муж. Прием не новый, и Рабастан смутно чувствует уверенность в его действенности, необоснованно основанную на древности этой техники.
Он, она, муж...
Что он на самом деле чувствует к ней? Что стоит за сем этим иррациональным безумием, поднимающимся в его голове, когда он видит ее?
Лестрейндж выходит из комнаты и поднимается по лестнице вверх, на третий этаж, где раздаются вопли Рудольфуса и Беллатрисы.
Внешний шум мешает сосредоточиться, Лестрейндж недовольно морщится и выходит в солярий, не особенно использующийся зимой.
Сумерки мягко обволакивают несколько деревянных шезлонгов с набросанными сверху мягкими подушками, сливаясь с темно-серебристым ковром на полу. Зимний воздух отлично освежает и помогает собраться с мыслями.
Рабастан садится на один из шезлонгов, ставя на пол почти полный стакан, а затем и вовсе ложится на спину, подстраивая под голову подушку и закрывая глаза.
Есть уравнение, которое нужно решить - она, он, муж...
Поцелуй Беллатрисы все еще продолжается, он чувствует его как в режиме реального времени.
Он, она, муж...
Она изменяет Рудольфусу и будет продолжать, это бесспорно.
Он, она, муж.
Беллатриса деструктор, она разрушает все, до чего дотягивается...
Он, она, муж...
Рудольфус не может играть с ней в ее игры, чтобы не говорил. Он хочет доминировать, хочет лишить ее прав. Хочет полностью подчинить себе, но с ней это невозможно.
Он, она...
Что связывает Рудольфуса и Беллатрису? Несчастливый брак, заключенный столько лет назад, сколько им тогда и не было?
Он, она.
Если бы у Беллатрисы был выбор, предпочла бы она Рудольфуса? Или предпочла бы другого мужчину? Того, который может противостоять Рудольфусу хотя бы из-за того, что всю жизнь тренировался в этом? Из-за того, что тоже Лестрейндж по крови?
Рабастан резко открывает глаза.
Ему нужно узнать, насколько соответствует истине его догадка, которую он прятал от себя с самого шестнадцатилетия.
Беллатриса, стоящая за стеклянной дверью, кажется призраком, но когда Рабастан подходит и открывает перед ней дверь, в воздухе терпко пахнет увядшими цветами.

Беллатриса и не думает останавливаться. Рабастан хочет попросить ее не приближаться, не трогать его, но знает, что все это пустое. Беллатриса всегда делает то, что хочет, а его просьбы только подстегнут ее. Ей нравится мучить его, нравится подводить к краю.
Интересно, знает ли она, насколько он на самом деле плохо владеет собой рядом с ней?
И насколько хрупка кажущейся непробиваемой его выдержка.
Если бы она не улыбалась, не дотрагивалась до него, было бы проще. Он потратил столько лет на то, чтобы держаться от нее подальше, как можно дальше, практически не выходя из своей комнаты в Лестрейндж-Холле, если она бывала дома, видя ее лишь на рейдах, избегая любых торжественных мероприятий, кроме самых официальных. А теперь они бок о бок в мэноре, и здесь между ними нет азкабанских решеток и постоянного взгляда Рудольфуса.
И Рабастан осознает, насколько пустыми были все его усилия.
Беллатриса по-прежнему значит для него запретно много.
Это осознание ломает привычное представление Лестрейнджа о себе. Его образ рушится, он потерялся в ароматах гниющих цветов и терпкой крови.
Наверное, именно этого он боялся всю свою жизнь - потерять себя. Обнаружить, что он одержим так же, ка ки его проклятый брат, отец, длинная череда Лестрейнджей, убийц и маньяков, презирающих нормы, составляющие основы общества и цивилизации.
И он, желающий жену собственного брата настолько, что вынужден запирать себя в клетке собственной комнаты и занудства, ничем не лучше. Яблоко от яблоньки.
- Прошу, не трогай меня, - хрипит он, сдавшийся, растоптанный. Униженный настолько, что ему не хватает воздуха, даже этого, наполненного запахом Беллатрисы, которая гладит его губы.
У него даже нет сил, чтобы ответить ей резкостью из-за того, что на сегодня он уже вымотан до предела.
И чтобы прекратить это, вернуть себе себя хотя бы частично, Лестрейндж поднимает руку и перехватывает ладонь Беллатрисы, убирая ее от своего рта.
Ошибка. Ошибка не меньше той, за которую он до сих пор расплачивается, нося знак мрака на предплечье.
Прикосновение к Беллатрисе, ее рука в его - он дотрагивается до нее.
Она все еще улыбается - нагло, невероятно самоуверенно, как будто он по-прежнему шестнадцатилетний мальчишка, боявшийся не столько брата, сколько самого себя и тех чувств, что она в нем будит.
- А может, именно то, что я не умею целоваться, заставляет тебя хотеть спать со мной? - низко и в тон говорит он. Мыслей о том, чтобы просить ее, больше нет. Есть только кипящая пустота, порожденная ее улыбкой. - Может, тебе нравится учить, оттого ты и возишься с племянником, с этим мальчишкой Варелло?
Отпускать ее он теперь и не думает, сжимая пальцы сильнее вокруг ее запястья, притягиваяя ее ближе. Теперь аромат гнили перестает казаться отталкивающим. Сладость, растворенная в нем, выходит на поверхность, заставляя Лестрейнджа с каждой секундой уходить все дальше и дальше, прочь от благоразумия, от присущей ему рациональности, которая оказалась всего лишь наносной и хрупкой оболочкой, иллюзию прочности которой он поддерживал всю свою жизнь.

Рабастан наклоняет голову, почти не слушая Беллатрису. Он разглядывает ее глаза, полные раздражения.
Беллатриса злится? Злится, что он впервые отвечает ей взаимностью?
Лестрейндж хмурится, сосредоточенно размышляя о ее словах, но затем выбрасывает их из головы: Беллатриса всегда говорит наоборот. Дразнит его.
Дразнит и сейчас, вот и все.
Он игнорирует и треск пальто, и ее приказной тон, зато кончик палочки у горла игнорировать намного сложнее. Хотя то, что Беллатриса не накладывает на него проклятие, указывает ему, чо он на верном пути.
Кто он такой, чтобы судить о нраве этой женщины. Он и сам достоин любого наказания за свой грех, за свою гордыню, за то, что посмел думать, будто сильнее стихии, которая зовется Беллатрисой.
Оеа продолжает играть с ним, как играет с Рудольфусом, ей и нужно, наверное, от него, примерно то же самое. Нужно, чтобы он открылся ей, отдался в ее руки, но не как бесправное животное, а как равноправный игрок.
Рабастан, по-прежнему погруженный в себя вплоть до забвения окружающего мира, за исключением Беллатрисы, неспешно поднимает вторую руку и обхватывает искривленное дерево палочки женщины, царапающей его горло.
Сжимает руку в кулак, раздается сухой хруст, и когда он разжимает ладонь, на пол падает отломанный кусок палочки длиной больше половины.
- Ты правда хочешь узнать, что я знаю о сексе? - спрашивает он ее, будто во сне, и кажущаяся наивность вопроса, который больше подошел бы тому сбитому с толку мальчишке, которым он когда-то был, тает во внятной угрозе в его голосе.
Перехватывая вторую руку Беллатрисы, в которой она держала теперь бесполезную палочку, он заводит руку ей за спину, заставляя прижаться к нему, хотя и отмечает попытку отступить.
- Я знаю, что с тобой проделывает Рудольфус. Это секс? Это то, чего ты хочешь? - ему требуется ее ответ, любой ответ. Этот вопрос не давал ему покоя много лет, пока он боролся с мыслью, что Беллатриса - всего лишь жалкая мазохистка, кормящаяся плодами безумия своего супруга.
- С ним ты тоже не хочешь спать?
Разговор о брате позволяет ему балансировать на тонкой грани между тем, чего он хочет, и тем, что ему позволено, но Рабастан уже начинает осознавать, что то, что он делает, уже за границей допустимого.
Он прикоснулся к Беллатрисе. Вдыхает ее запах, который теперь похож на аромат тайны и опасности. И когда в ее глазах вновь проскальзывает раздражение, на этот раз смешанное с опасением, это становится новой вехой для него.
Для того, чтбы поцеловать ее, ему требуется наклониться к ней, но он это делает, как несколькими часами раньше, в комнате, куда она притащила шлюху Рудольфуса.
Однако на этот раз поцелуй другой, теперь он управляет ситуацией, котопая вместе с Беллатрисой в его руках.
Это внезапная перемена ролей оказывает на него возбуждающее действие куда сильнее, чем все провокации Беллатрисы, вместе взятые.
Ощущение, что сейчас она может стать его, - вот что, оказывается, так притягательно в играх с Беллатрисой.

Крики он тоже игнорирует. Насколько ему известно, Беллатриса всегда кричит. Кричит на Рудольфуса, а потом все равно позволяет ему взять себя.
Ее слова об изнасиловании на некоторое время сдерживают его, не давая поцелую перерасти в что-то большее и - возможно - болезненное. Он не Рудольфус, он не станет насиловать женщину, которая его не хочет.
Не станет. Он совсем другой, совсем не похожий на своего старшего брата.
Все его грехи - это из-за долга, обстоятельств. Он не получает удовольствие от убийств, от боли.
Он хочет так думать. И его частичная амнезия милосердно скрывает от него многое, слишком многое так, чтобы он мог так безоговорочно утверждать свою чуждость Рудольфусу.
Он почти верит, что поцелуя будет достаточно, пока Беллатриса отстранена и подчиняется. Если бы она хоть что-то чувствовала из того, что чувствует он или из того, что он напридумывал, приписывая ей, она не стала бы так безразлично отдавать ему свой рот.
Изнасилование - не то, чего он хочет. Он не может такого хотеть. Он нормальный.
Почти прервав поцелуй, он уже начинает чувствовать ужас содеянного, но в этот момент язык Беллатрисы дразняще проходит по его небу и губам, и тут же женщина отстраняется, откидывается назад как только позволяет ей его хватка.
Он снова не понимает, чего она хочет на самом деле. Дразнит, и тут же просит отпустить, глубоко дыша, так глубоко, что он видит только ее влажные губы.
И она больше не называет его этой унизительной собачьей кличкой.
Значит, ее просьба - ложь, как и она сама?
Ее слова об изнасиловании, о том, что ей не нравится принуждение, тоже ложь?
Это ужасное допущение, но Рабастан с легкостью позволяет себе поверить в него, потому что хочет поверить.
Он не разбирается в женщинах, никогда не пытался, не интересовался, ни с кем не обсуждал их, и у него недостаточно опыта, потому что ничего дальше пары ночей никогда не заходило, да и то все складывалось без этой болезненной страсти, в которой сейчас тонет Рабастан.. Зато у него перед глазами всю жизнь был пример брака его брата.
И брат является едва ли не единственным источником теоретических знаний Младшего о сексуальных отношениях.
...- Не позволяй ей вертеть тобой. Никогда. Лучше бей, чтобы знала, что ты сильнее. Что ты всегда можешь сделать с ней то, что захочешь...
Она играла с ним, провоцировала и мгновенно уходила, но стоило ему быть настойчивее, применить силу, и она не сопротивляется, напротив, дает понять, что готова ответить.
Возможно же, что Рудольфус был прав?
- Нет, - отвечает он после паузы, тщательно обдумав ее просьбу.
И целует снова, заводя ей за спину и вторую руку, будто обнимая ее.
От ощущения ее бедер у своих его накрывает новая волна возбуждения, и он трется о ее тело, резко выдыхая ей в рот. Ее пальто распахнуто, но между ними все равно слишком много лишнего. однако пока ему не приходит в голову, что Беллатрису можно раздеть
До тех пор, пока она тоже не подается к нему бедрами, чуть дрожа и выгибаясь.
Лестрейндж отпускает руки Беллатрисы, не прерывая поцелуй, настойчиво исследуя ее рот в поисках этого терпкого вкус цветов, и, пока она успевает соориентироваться, стаскивает с нее пальто.

Сейчас совсем некстати упоминать брата - и Рабастан выражает свое недовольство сравнением с Рудольфусом способом, который Рудольфус и присоветовал.
Бьет он не сильно, скорее, шлепает Беллатрису раскрытой ладонью по щеке, чтобы она, так сказать, прочувствовала разницу между ним и своим мужем. Но и это помогает: женщина замолкает и больше не издает ни звука, пока он затаскивает ее в какую-то комнату, удачно оказавшуюся рядом, отворачиваясь от ее ногтей, нацеленных ему в лицо.
Прижимая ее к стене, лихорадочно шаря в ее юбках, невыносимо долго расправляясь с собственным брючным ремнем, он перестал существовать. Осталось только вечное неутоленное желание, азкабанский голод - ничего больше от Рабастана.
Осталось то, что он так презирал в людях - слабость, тупой инстинкт, низводящий мыслящего индивида на один уровень с животным.
Но тому животному, в которое он сейчас обернулся, все равно, пока оно слизывает пот с ее щеки, пока чувствует ее тяжелое дыхание рядом и горячую влажную пустоту, ждущую, чтобы ее наполнили и неохотно отпускающую его, чтобы принять снова.
Финал похож на внезапную остановку сердца. Лестрейндж задыхается, а чувство опустошения и удовлетворения все никак не приходит к нему сквозь пелену перед глазами.
Тихий стон Беллатрисы наполняет его чувством отвращения к самому себе.
Лесрейндж стискивает зубы, боясь выплеснуть переполняющие его стыд, ярость на самого себя, ужас от содеянного. Даже каяться кажется ему святотатственным, когда он видит устремленный на него взгляд широко раскрытых глаз Беллатрисы. Женщины, которую он унизил. Осквернил. Разрушил то, что делало его нормальным Лестрейнджем. Рабастаном. Сам, своими собственными руками, поддавшись отвратительным инстинктам и физиологическим потребностям.
Но Беллатриса неожиданно мягко касается его подбородка, кладет руки на плечи, лаская шею и затылок. Целует, и по этому поцелую он понимает больше, чем из ее слов.
"я так тебя люблю" - хочет произнести он, но губы не складываются для этого, только не после того, что он сделал.
С коротким всхлипом он отвечает на поцелуй, стараясь быть нежнее, чем вообще ему это кажется возможным.
Пальцы снова спускаются на бедра Беллатрисы, мягко касаясь тех мест, где наверняка проявятся следы его хватки.
и этот поцелуй снова другой, четвертый, совсем не магическое число, но он не похож на все предыдущие.
Возможно, бьется в его голове, если он сделает все наоборот, не как только что, не причиняя боли, то все исправится. Просто аннулируется, как два разнонаправленных заклинания.
Как будто ничего не было.
Рабастан не решается прервать поцелуй, пока эта иррациональная надежда все исправить еще есть.
Он отпускает женщину, поддерживая за талию и не давая упасть, гладит спину через платье, но все же останавливается, чтобы вдохнуть воздух.
Аромат гниющих цветов исчез. Теперь только кровь и вина.
Лестрейндж коротко оглядывается - они в комнате племянника Беллтрисы. Пусть так, зато хозяин комнаты точно не явится на порог.
- Позволь мне все исправить, - полубредово шепчет он, - как ты хочешь... Я никогда... Никогда не хотел...
От звука собственного голоса еще хуже. Лестрейндж замолкает, отступает к кровати, на которой валяется забытый факультетский галстук, ведя за собой Беллатрису.

Рабастан откидывается на кровать, притягивая к себе Беллатрису, вынуждая ее взобраться к нему.
Он не сомневается, что теперь все изменилось - мыслей об аннулировании чего бы то ни было больше нет, они растворились в безграничном чувстве восторга.
Он переступил через все, чем дорожил: через честь семьи, самого себя, свои принципы, но награда за это такая восхитительная, что Лестрейндж может только жалеть, что не сделал этого раньше. Еще в шестнадцать - не послал все к маггловскому черту еще тогда.
Беллатриса совсем маленькая без своего верхнего платья, в нижней юбке, которая кончается выше щиколоток, почти вровень с сапогами. Со спутанными волосами, бледная, немного отстраненная - но Рабастан согласен с тем, что ей тоже есть, о чем подумать.
Например, о реакции Рудольфуса, когда они объявят. Ну что они там объявят.
И о том, что, наверное, им придется уехать.
Но сейчас Лестрейндж готов уехать хоть на луну, если Беллатриса изберет именно это место.
Он обнимает ее, устраивая на своем плече, проводит ладонью по голове, по плечу, которое чуть подсвечивается светом из окна.
Он полон такой нежностью, что почти задыхается от нее.
Беллатриса.
Беллатриса.
Молчать не выходит, хоть он и пытается дать ей время прийти в себя.
- Все образуется. Мы уедем подальше. К Мерлину Рудольфуса, к Мерлину эту войну, всех. Сбежим. как только ты зхочешь. А если не захочешь бежать, я вызову твоего мужа на дуэль и покончу с ним за все, что он делал, - сбивчиво бормочет Рабастан, между словами целуя Беллатрису в висок, веки, скулы. Сейчас Рудольфус для него - не брат, а ее муж, и только.
- Сделаем то, что должны были сделать еще давно, тогда, в восьмидесятые. Чтоб ни Лонгботтомов, ни Азкабана... Только ты. Я бы пошел за тобой на край света, ты знаешь? Знаешь? Куда только ты захочешь. Только не закрывайся от меня... Теперь не закрывайся. Не дразни...
Беллатриса молчит, пока он перебирает руками пряди ее волос, щекочущие его голую грудь, но он не замечает, что молчание больше напоминает холодную настороженность.
- Я увезу тебя, нас никто не побеспокоит, никто не найдет... Тебе не нужно будет больше бить в ответ, и никто не ударит тебя... Я никому не позволю, только не тебя. Ничего дороже тебя у меня нет, я отдам тебе все - честь, гордость, семью, только люби меня...
Блаженны нищие духом.
Ибо наследуют они.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2014-03-27 21:21:06)

Когда Беллатриса резко садится, нехотя приподнимается на локтях и Рабастан, не понимающий, что с ней.
В каком смысле вообще это холодное, резкое "нет".
Правда, задавать этот вопрос ему не приходится - Беллатриса все поясняет сама, без дополнительной стимуляции.
И про любовь, и про ненависть.
Пока Рабастан осваивает эту информацию, женщина продолжает осыпать его градом упреков и обвинений - заслуженных, но казавшихся совершенно несправедливыми, а возмущение из-за комнаты добивает Лестрейнджа.
Какая, к Мерлину, разница, чья эта комната - хоть Драко, хоть Лорда. Это была просто комната, и она же сама сказала что-то про коридор и своего мужа-урода.
В голове кавардак.
Рабастан молча садится на другой стороне кровати, отвернувшись от Беллатрисы, сгорбившись, как кукла с перерезанными веревками.
Она его не любит - да и черт с ней, лишь бы позволила любить себя. Но Беллатриса ясно дала понять, что хочет от него ненависти. Что ей нравится играть с ним, как с дворовым псом, который может и укусить, которого нужно держать на цепи, а иногда кидать кость послаще.
Все это было его костями - все эти дни.
Дразнила. Дразнила и знала, что никогда не любила и не полюбит.
И даже не хотела его любви. Ей это не нужно, совсем.
Потрясающее откровение выбивает у него почву из-под ног.
Такого в своих книгах он не встречал.
Не встречал и описания таких животных - ведь она не человек, после того, что он о ней узнал, разве может он считать ее человеком? - самки которых бы так поступали.
Ей просто хотелось узнать, до чего она может доиграть с ним. Хотелось, чтобы он весь вывернулся перед ней наизнанку, а он, как последний дурак, сделал то, что она хотела. Реагировал, бесился, вожделел.
Сходил с ума из-за ее непонятных выходок.
Лестрейндж надевает брюки, не очень понимая, как это у него вообще получается, пока голова занята совсем другим.
Он прокручивает обрывки того, что успел наговорить ей, всерьез считая, что она отдалась ему в знак чего-то большего, а не идя на поводу своей блядской прихоти, и ужасается, застывает от ужаса.
- Замолчи, - бросает он продолжающей причитать то-то о непоправимом ущербе комнате своего дорогого племянничка Беллатрисе, но она не реагирует.
- Замолчи сейчас же! - орет он, повернувшись к ней, по-прежнему сидящей на кровати. - Это же не впервые для тебя, да? Ты так развлекаешься? Я просто случайная игрушка, интересная родством с твоим мужем, но у тебя полно других игрушек?
Когда в детстве рушатся хрустальные замки - это больно, когда они рушатся после тридцати, то погребают под собой всех.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2014-03-27 22:21:50)

Бьет Беллатриса не сильно, он даже и не думает увернуться. Просто прикрывает глаза, инстинктивно опасаясь длинных ногтей, и так оставивших следы на его шее, плечах и руках.
Намного больнее - а он вообще удивлен собственной возможностью испытывать боль подобного рода - ее слова.
Он ей не муж, так. И хорошо ему было, тоже так. Но его волнует, с кем она спит. И не только потому что своими изменами она втаптывает в грязь имя его семьи, но и потому что он не хочет, чтобы она спала с кем-то, кроме него.
Дальше - только хуже. Беллатриса опять права, он не ошалевший от гормонов юнец, чтобы бегать за ней по пятам...
И даже то, что она говорит об амортенции...
Разгадка складывается в голове Рабастана со скоростью, которой может позавидовать снитч. Амортенция - вот в чем дело. Она напоила его амортенцией, когда он был ребенком.
Он смотрит на ведьму, и ее самодовольная, самоуверенная улыбка подтверждает его правоту.
Беллтриса снова возвращает руки к его брючному ремню, играя расстегнутой пряжкой и изредка неаккуратно царапая кожу живота ногтями. Ей нравится стоять так близко и провоцировать его, но при этом бросать изощренные насмешки и оскорбления, начиная от ненавистного ему прозвища.
Рабастан будто онемел, он даже не может снова пригрозить ей, велеть не звать его этим нелепым Бастиком. А от ее последних слов мороз и вовсе проходит у него по телу - несмотря на ее шутки, он ясно слышит в голосе то, что она немедленно избавится от ребенка, стоит ей только заподозрить беременность.
Эта женщина не просто ненавидит его или Рудольфуса - она ненавидит все, что связано с фамилией Лестрейнджей.
И не остановится ни перед чем, чтобы отомстить им за все совершенное и несовершенное.
Для Рабастана наконец-то становится ясно, что нужно сделать. Он во что бы то ни стало должен избавить род от этой безумной женщины, которая готова на все ради своих целей. Она - зло, она - проклятие, как он и думал уже очень давно. Из-за нее Рудольфус окончательно спятил, род лишен наследников, а последние представители столько лет провели в Азкабане, теряя себя.
Но у нее есть и преступление лично против Рабастана - она отняла у него ту внутреннюю убежденность, которая давала ему стимул существовать. Она показала ему, что он такой же, как его брат.
Столько лет он нес уверенность в своем отличии несмотря на то, что принял Метку следом за Рудольфусом, убивал и пытал тех, кто был не согласен с психопатичными идеями маньяка, но все равно знал, был уверен, что делает это, руководствуясь лишь долгом перед старшим братом, перед главой рода.
А Беллатриса просто смахнула эти иллюзии, как надоевшую скатерть, обратила их в пыль ядовитыми поцелуями и порочными прикосновениями. Вызвала к жизни ту сторону его натуры, которую он игнорировал годами.
- Нет, - он вновь собран и спокоен, - это будет совсем не смешно. И этому не бывать.
Он обхватывает Беллатрису за талию, как страстный любовник, желающий увлечь ее в постель, и она, на единственную секунду, думает, что так оно и есть - гнев во взгляде щедро разбавляется неприкрытой похотью.
Ее жесткий корсет царапает его кожу на груди, когда он опускается вниз, по-прежнему удерживая ее талию одной рукой, а второй шаря по полу, в смятом платье, которое он скинула будто бы в другой жизни.
Когда его пальцы натыкаются на рукоять ее кинжала, Рабастан снова смотрит ей в глаза и поднимается, одним резким движением вонзая кинжал женщине в узкий зазор между ребрами слева.
Заклятая сталь проникает через ткань и плоть с легкостью, которой он удивляется, но это удивление не длится и секунды, потому что Лестрейндж поглощен тем, как меняется взгляд Беллатрисы.
Обжигающе горячая кровь выплескивается с каждым ударом сердца на его руку, на грудь, стекая ярко-алыми потеками вниз, вымарывает ее корсет и оттеняет белую кожу.
Он удерживает ее на ногах, прижимая к себе, но когда она заметно тяжелеет, оседая и повисая на его руке, осторожно опускает на кровать, наклоняясь следом.
- Никогда не называй меня Бастиком.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2014-03-30 15:17:34)