...
Ссориться у них получается лучше, чем целоваться, думает Малфой. Когда они ссорятся, он может сказать все, что хочет, и пойти прочь. Когда они ссорятся, он может уйти. Но не тогда, когда они целуются.
Грейнджер вся проклятый маггловский магнит. Противоположности притягиваются - именно. Они противоположности. Ее грязная кровь притягивает его чистую. Ее гриффиндористость - слово-то вообще такое есть? - его собственную слизеринскую сущность. Ее губы - его губы. Ее теплые карие глаза - его глаза, опустим прилагательные.
Словом, они как разные полюса в этом проклятом магните и это успокаивает его временами - Малфой не любит бороться с собой, да и не умеет. Проще сдаться. Сдаться и обратить происходящее к своей выгоде, воспользоваться Грейнджер и удовлетворить свое безумие, а после выкинуть ее из головы - этого требует от него принадлежность к Малфоям. Бороться с собой или бороться за себя - требуют от него Блэки в его крови. Что ему делать - Драко не знает. Он то игнорирует грязнокровку, то не может глаз от нее оторвать. А еще он вспоминает, вспоминает до головной боли то, что случилось в январе - чему он позволил случиться. О чем он просил Мерлина, скрывая даже от самого себя.
Не представлять Грейнджер в своих руках, а дотронуться до нее по-настоящему.
Малфой не желает разбираться со всем, что на него навалилось - теперь до кучи к его одержимости Грейнджер прибавилась и мысль о том, что она может позволить ему. Может позволить ему все, что он захочет - как он позволил ей целовать себя на башне. От этого осознания голову кружило не хуже, чем от Ступефая, и почти также неприятно.
Малфой действительно не знает, что делать. С одной стороны, он уверен, что ему удастся очень быстро завалить Грейнджер с ее гриффиндорских ног (Мерлин, как она целовала его на башне!), с другой же - он не уверен, что это нужно делать.
Он просто боится. Боится того, что может увидеть - и уже увидит - Лорд при очередном сеансе легиллеменции. Боится того, что сотворят с ним Поттер и Уизли за свою драгоценную грязнокровку. Боится того, что все это помешает ему исполнить то, что он должен исполнить.
Страх соседствует с ним по ночам в его кровати, он дышит страхом. Но не видеть Грейнджер он тоже не может.
Она избегает его - это ясно как законы Гампа. Она перестала на него смотреть, старается не поднимать головы, когда он проходит мимо, и, несмотря на то, что он знает, что она права, ему хочется схватить ее за подбородок, заставляя поднять голову, и крикнуть, чтобы она смотрела на него. Только на него во всем этом мерлиновом замке.
И это еще более ненормально, чем просто хотеть ее.
Кстати, она нигде не появляется больше с Маклаггеном, и Панси, которая знает все обо всех - кроме него, к счастью, думает Малфой - говорит, что вечеринка у Слизнорта была первым и последним их свиданием. То, что этот гриффиндорский урод больше не касается ее, немного примиряет Малфоя с тем, что он и сам ее не касается.
Это помогает переживать день за нем.
Пока не наступает дракклов Валентинов день.
Они отправляются в Хогсмид - Паркинсон, сияющая как галеон, Нотт и старшая Гринграсс, недавно решившие, что вместе они менее занудны, чем по отдельности. Прямо напротив него сидит грязнокровка и шрамоголовый. Им совершенно очевидно весело и Малфой давится ядом, не реагируя на опостылевшие заигрывания Паркинсон, на болтовню Нотта. Он смотрит на Грейнджер. Глазеет. Пялится. Не может моргнуть. Не может оторваться.
И понимает, что если прямо сейчас не дотронется до нее, не даст ей понять, что между ними - что-то (это его мысль? Мерлин правый!), не убедится, что ее поцелуи на башне не были его очередной, пусть и настолько невнятно-невинной, фантазией, то свихнется окончательно.
И когда она все же идет к туалетам - его взгляд ее наверняка уже откровенно смущал, поэтому она и пошла, а он встает, чувствуя напряжение в паху, чувствуя тепло в кончиках пальцев, и идет следом, то его мозгу пульсирует только одна фраза - она ему подчиняется.
И даже когда она задает какой-то нелепый вопрос, будто не понимает, чего ему, а он отвечает что-то, первое пришедшее в голову - главное не это, а Грейнджер не дура, - он все равно уже видит в ее глазах, что...
И давно он вообще начал смотреть ей в глаза?
Они целуются исступленно, жадно. Так, что у него встает уже в первую же минуту. Дракклова Грейнджер. Нельзя остановиться, нельзя прекратить это, нельзя уйти.
В тени ниши она обнимает его и прижимается, как будто у них одно тело на двоих. Он вжимает ее в стену, пробегая губами по выгнутой шее, по скуле запрокинутой головы, поднимает руки к ее волосам и перебирает кудри. Грейнджер практически душит его, перемещает руки на плечи и вцепляется так, что у него перед глазами пылают огненные круги. Она больше ничего не спрашивает, ничего не говорит больше, как и он - им не до разговоров. Они поговорят - потом. Когда он сможет спокойно смотреть на нее. Не сейчас.
Малфой понимает, что это не место, не время и не они - все неправильно, Грейнджер как всегда была права. Неправильно. Надо остановиться. Ему есть о чем подумать помимо грязнокровки. Она никогда не предаст Поттера. Никогда не простит...
Да кому нужно ее прощение, обрывает он сам себя, прикусывая ее за нижнюю губу и чувствуя, как она скользит языком по его зубам.
Шум со стороны женских туалетов заставляет его напрячься, но если бы не громкий голос Панси, которая окликает его из зала, он бы не смог оторваться от Грейнджер.
Он отпрянывает от нее, тяжело дыша, пытаясь взять себя в руки, потому что появиться перед друзьями таким - это невозможно. Они, конечно, привыкли к его странностям за год, но вываливаться из туалета с таким видом, будто он только что трахал команду "Холихедских Гарпий" - это не дело. Грейнджер у стены выглядит невыносимо притягательной - и очень желанной, будто и не было этих минут. Ему мало Грейнджер вот так - урывком. Мерлин, что же это, что с ним.
Малфой приглаживает волосы и нервным движением расправляет полы пиджака, не отводя взгляда от Грейнджер.
Ему хочется сказать ей что-то. Что-то, объясняющее ей, что с ними такое происходит. Что-то, что объяснило бы и ему, что происходит. Но слова не идут с языка - он не знает, в чем дело. Ему просто не хватает слов.
- Увидимся, - он делает шаг к ней, чтобы не то поцеловать снова, не то дотронуться до щеки, но из туалета выходит Эббот, с удивлением глядя на них, поэтому Малфой шарахается в сторону, цедит: "Смотри, куда идешь", и скрывается за дверью мужской уборной.
В феврале Драко Малфой пытается сложить из льдинок слово "Грейнджер". В феврале мир становится тягучим поцелуем, прикосновением кожи к коже - Драко Малфой понимает, что "вместе" может быть и так - уродливо, неправильно, невероятно, невозможно, отвратительно - но "вместе". Он больше не одинок, что бы там не казалось - он чувствует свое не-одиночество нутром. Мир есть вместе.
