Harry Potter and the Half-Blood Prince |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Harry Potter and the Half-Blood Prince » Архив эпизодов » Sacrificare
Участники: Bellatrix Lestrange, Cadfael Burke, Rodolphus Lestrange.
Время и место действия: вечер Самайна, подвал поместья Лестрейнджей.
Описание: Магия творит чудеса и ужасы; магия творит жизнь и смерть. История о том, как кадвайл Бёрк проводил ритуал, в результате которого было создано два чуда жизни, два чуда смерти, и один ужас в лице младенца.
Который, конечно, жить будет.
Долго.
Нет, этот человек или совершенный, идеальный безумец, или просто слишком одержим своей идеей.
Кадвайл не мог подобрать какого-то иного определения касательно своего старого и не очень приятного знакомого, но и вслух высказать его так не спешил: во-первых, Родольфус Лестрейндж был далеко не последним человеком в мире преступников и отщепенцев, любивших переступать букву закона и при этом обладавших мозгами; во-вторых, он платил за сегодняшний ритуал – и плата, ценность которой равнялась разве что единоличному владению мифичным Авалоном, уже чего-то да стоила. Было ещё и в-третьих. Кадвайл хотел посмотреть, какова будет реакция у Лестрейнджа. Реакция на приношение в жертву родного ребёнка. Однажды Араминта сказала, что в мире нет другого человека, способного принести в жертву своего новорождённого сына – и была права: Лестрейндж принесёт в жертву не младенца, а…
Как, кстати говоря, правильно назвать ещё не рождённое дитя?
Ладно, будем действовать научно. Плод – он и есть плод, а тот факт, где именно его убьют – в теле матери или вне его уже сам по себе определяет все технические детали ритуала.
- Я надеюсь, вы девицу не довели до коматозного состояния, а, миссис Лестрейндж? – едко спросил Кадвайл. – Будет обидно, если её тарабанили дракл ведает откуда зазря, - сухо продолжил волшебник, сбрасывая с плеча на каменный пол большой рюкзак и доставая из него невысокие грубые свечи и ещё пару предметов.
Маг подошёл к Лестрейнджу и всучил ему свечи:
- Расставляйте их – уже зажжёнными – в вершинах октаграммы, - выдал вердикт маг, поудобней перехватывая мелок и доставая из кармана помятый лист пергамента.
- Та-а-а-ак, - просвистел себе под нос волшебник, поглядывая то на записи, то – оценивающе – на пол и потолок подвального помещения.
Нумерологические расчёты, составлявшие собой своеобразную карту, указывали точное местоположение, которое необходимо было использовать в качестве алтаря. Несколько пассов волшебной палочки указали нужное место на полу, и Кадвайл, не теряя времени, принялся с помощью мела вырисовывать многоугольную геометрическую фигуру. Затем, окружив ещё пересекающимися на положенное процентное соотношение кольцами, поднялся на ноги и принялся потирать ноющую поясницу.
Старость близится, чтоб ей.
Бёрк достал из карманов рюкзака два артефакта, нож, чашу и подошёл Родольфусу, по пути окинув взглядом будущую жертву ритуала. К счастью, не единственную. Миловидная, да. Пусть Кадвайл любил только Араминту, он признавал и ценил красоту других женщин – особенно настолько непривычную для англичанина. Угловатое лицо, мягкие губы, расцвётшая молодость. Красно-рыжие волосы отчётливо выделялись на сером и чёрном. Прямо как костёр.
В котором сегодня что-то сгорит…
- Девицу – в центр круга и октаграммы, - немного рассеянно указал он, обратившись к Беллатрикс. – Приведите её в чувство. Если будет возмущаться – обездвижить. Будет вопить – Silencio. Только все заклинания кастуйте невербально, - Бёрк взъерошил волосы на затылке. – И да, миссис Лестрейндж, - маг запустил руку во внутренний карман своего плаща, являя миру небольшой простой кулон на шёлковом шнурке, - оденьте. Магия, всё-таки, будет сотрудничать только с жертвами и Родольфусом, а конфузы нам ни к чему, правда?
Кадвайл – чисто ради издевки – мило оскалился голодным крокодилом.
Впрочем, в ответ рисковал получить то же – с процентами.
- Давайте, Лестрейндж, - подойдя к Родольфусу и протягивая мужчине нож и чашу, вяло сказал Бёрк, едва сдерживая желание зевнуть, - мне нужна кровь. Ваша, о Морготов Тангородрим, - добавил он, вешая себе на шею кулон-оберег на подвеске.
Второй артефакт, похожий на продолговатый футляр для часов, он поставил рядом с головой уже лежащей в центре символьного круга девушки. Затем наклонился, срезал прядь ярких волос, положил их сверху на артефакт. То же проделал и с волосами Лестрейнджа – и когда седые и рыжие пряди спокойно улеглись на фиолетовый бархат, Бёрк направил на артефакт волшебную палочку и начал напевать старое заклинание связывания.
Из артефакта словно вытянулись мягкие тоненькие фиолетовые щупальца, оплели пряди волос Родольфуса и его связующего звена, и втянули их внутрь.
- Кровь, - напомнил он Лестрейнджу, стоя к Родольфусу спиной и протягивая в совершенно, казалось бы, привычном жесте ожидания - будто миллионы раз именно с Лестрейнджем проводил подобные ритуалы - сухую длань. – Берите с ладони. Рану не залечивать.
Первое кольцо, нарисованное мелом вокруг октаграммы, вспыхнуло фиолетовым цветом.
Отредактировано Cadfael Burke (2013-03-28 22:36:12)
Вечер и поместье Лестрейнджей. Довольно странное сочетание. А если учесть, что сейчас канун Самайна и старое поместье разрушено почти под корень... Единственно уцелевший подвал, разросшаяся растительность на месте пепелища пятнадцатилетней давности и парочка чудом уцелевших стен - всё это вполне могло бы стать объектом для изучения и рассказывания страшилок. Вот только на ближайшие две мили вокруг нельзя было встретить ни один маггловский домишко - чары, наложенные столетиями назад, всё ещё сохраняли свою силу.
Супруги Лестрейнджи трансгрессировали сюда незадолго до назначенного времени. Рудольфус удерживал жертву ритуала - через пару минут после их знакомства Беллатриса потеряла терпение и уложила незадачливую красавицу ступефаем, громко выразив своё сожаление по поводу невозможности применения авады. Её более чем раздражало присутствие этой девушки в собственном поле зрения. Кем там она приходится мужу? Любовницей?
Сама Беллатриса с трудом верила в успех затеи с ребёнком. Да, она зараза такая, не подарила мужу наследника. Но кто же знал, что она сядет в Азкабан? Да, Беллатриса привыкла валить причину отсутствия у них детей на Азкабан. И не признавалась, даже самой себе, что не в тюрьме магической дело...
Лестрейндж с тоской оглядела разрушенные стены. Пятнадцать лет... Она давно не видела эти стены. Но не верилось, что это бывший Лестрейндж-холл. Все слова о том, что Лестрейндж-холла больше нет, казались ей не более чем словами. Трудно поверить, что крепость, бывшая твоим оплотом почти десять лет разрушена. Беллатриса не верила своим глазам. Она коснулась руки мужа.
- Я узнаю, кто эти твари, а потом... - её глаза зловеще сверкнули в темноте. Прогнав все сентиментальные чувства, Беллатриса вышла вперёд супруга и первая нырнула в подвал, чудом уцелевший.
Внутри было достаточно мрачно и темно. Беллатриса пропустила мужа в подвал.
Лестрейндж оглядела бессознательную девушку ещё раз. Конечно, она была моложе самой мадам, и на много. Вот только сейчас это играло не в её пользу. На свою беду, девушка была ещё и достаточна миловидна на вид. К счастью для неё, Беллатриса не смела засадить в неё аваду на месте.
Бёрка ещё не было.
- Ты совсем не умеешь выбирать себе любовниц, - скучая, Беллатриса решила предварительно вынести мужу мозг, - ты посмотри на неё. Она же страшная, - сказала Беллатриса с наигранными нотками равнодушия, - - если уж изменяешь мне, то мог бы хотя бы делать это красиво. А то стыдно даже. А ещё она рыжая, - Беллатриса бросила презрительный взгляд на жертву сегодняшнего обряда, - не по Уизли уж ты скучаешь, а, любимый? - Беллатриса фыркнула.
- Я надеюсь, вы девицу не довели до коматозного состояния, а, миссис Лестрейндж? - Беллатриса обернулась.
- Решила не давать ей возможности умереть от страха, увидев ваше лицо, мистер Бёрк, - голос Беллатрисы быстро подстроился под собеседника и начал сочиться ядом, приторно сладким, как розовый зефир, если обмакнуть его в сахар.
Нет, Беллатриса не могла сказать что поразило её больше: наглость Бёрка, то как он принялся указывать её муж, или то, что тот стал выполнять инструкции. Мадам Лестрейндж ещё раз фыркнула, всем видом показывая, что не в восторге от этой идеи. Рудольфусу ведь заняться больше нечем. Мог бы и половым путём зачать. Всё равно полно любовниц. Ах, да, он же алкоголик!
Беллатриса оценивающим взглядом пробежалась по ножу, который вынул мистер Бёрк. Он, конечно, не боевой, для ритуалов, но для самообороны сойдёт. Беллатриса увлечённо продолжала скучать.
- Девицу – в центр круга и октаграммы. Приведите её в чувство. Если будет возмущаться – обездвижить. Будет вопить – Silencio. Только все заклинания кастуйте невербально, - Беллатриса бесцеремонно подняла девицу за волосы, помогая себе колено устанавливать её в вертикальное положение.
- Я не полная дура, мистер Бёрк, - на этом месте Беллатриса прервала свою речь. Она бы наговорила ещё много чего, но решила промолчать, отметив для себя возможность невербального наложения Silencio на Кадвайла, в случае необходимости.
- оденьте. Магия, всё-таки, будет сотрудничать только с жертвами и Родольфусом, а конфузы нам ни к чему, правда? - Беллатриса, вытращив глаза, с удовольствием ответила фирменным оскалом на улыбку Бёрка и решительно выхватила у него кулон. Дешёвая побрякушка. Итог после осмотра был подведён, но из-за любви к себе любимой, Беллатриса напялила на себя украшение. Хоть и скорчив при этом недовольную мину в спину мужчине, направившегося к её мужу.
Её взгляд упал на девушку, которую она всё ещё удерживала. Ах, да. Наша милая красавица. Finite Incantatem* Silencio** Девушка очнулась и, широко распахнув глаза, беззвучно закричала. Беллатриса посмеялась про себя, заставляя её встать самостоятельно.
Не стараясь быть излишне аккуратной и не говоря ни слова, Беллатриса заставила жертву лечь в круг, наведя на неё палочку и предупреждающе подняв брови.
Тем временем, происходило что-то более интересное. У головы девушки оказался арефакт, на котором тут же оказались её волосы. Когда Бёрк ушёл за волосами обожаемого супруга Беллатрисы, женщина склонилась над артефактом, пристально рассматривая его. Вскоре там же оказались и волосы мужа. Эта идея показалась Беллатрисе сомнительной и она только протянула руку, чтобы поправить фиолетовый бархат, появились фиолетовые щупальца.
Эстет по свойствам характера, Беллатриса, брезгливо отдёрнула руку и, не сильно уповая на побрякушку на шее, выбралась из рисунка, бросив последний предупреждающий взгляд на девушку. Вышла она, вроде как, вовремя - рисунок на полу начал светиться. Лестрейндж поблагодарила себя за чувство самосохранения.
Во что я ввязалась? Что за бред, спаси Мерлин!? Беллатриса отошла к стене со скептицизмом наблюдая за происходящим.
____________
* - отменяет действие предыдущих заклинаний.
** - заклинание молчания.
У Рудольфуса день не задался еще с утра, но, тем не менее, это не помешало ему следовать намеченным планам.
Румынка, в чем он и не сомневался, сыграла как по нотам - по написанным для нее Рудольфусом нотам. Получив поддельное письмо от своей якобы пропавшей без вести около двадцати лет назад старшей сестры, помчалась в Англию с такой прытью, как будто действительно с ума сходила от нетерпения и беспокойства. Рудольфус, у которого братская привязанность заканчивалась на фразе "Баст, передай мне соусник", сказанной без агрессии, этого не понимал, однако не раз использовал в своей вербовочной деятельности, играя на семейных чувствах. Так что сыграть сейчас не составило большого труда.
Румынка, совсем даже молоденькая, чуть младше Рабастана, судя по виду, пришла в назначенное место действительно одна и не поставив ни малейших защитных чар. Так верила, что старшая сестра решила дать о себе знать спустя восемнадцать лет. Так хотела познакомиться с племянником и тем человеком, который сперва соблазнил Юлианну, а затем все же женился на ней и увез на свою родину, в холодные английские туманы.
Когда перед ней появился Рудольфус, она даже не сделала попытки схватиться за палочку: так и стояла, прижав руки к груди и подняв заплаканные глаза, с робкой улыбкой на губах.
Лестрейндж едва удержался, чтобы не влепить ей Круциатус - за глупость, за доверчивость. За то, что и сестра ее была такой же овцой, смиренно идущей на заклание.
Молодая женщина начала что-то лепетать на поганом английском, но Беллатриса прекратила этот фарс мощным Ступефаем, угомонив красотку.
Впрочем, какую красотку. Так, что-то милое, как детеныш гиппогрифа, еще не оперившийся и скулящий: рыжие волосы, румянец, ямочки на щеках.
И почему рыжая? А ведь и сестра была рыжей, только у Юлианны цвет не так сильно отдавал красным, а напоминал скорее червленное золото под солнцем...
Рудольфусу нравилось запускать руки в ее волосы. В ее такие рыжие волосы, что-то ему напоминавшие.
Ну да пора кончать с сантиментами.
Он подхватил оглушенную женщину и они с Беллатрисой аппарировали к руинам Лестрейндж-Холла. Даже на холодную и язвительную супругу подействовал угнетающе вид разрушенного поместья, в котором она открывала балы в новом качестве хозяйки дома.
- Я узнаю, кто эти твари, а потом...
Прикосновение холодных пальцев Беллатрисы вызывает у него смутную признательность. Он усмехается в ответ на кровожадность, прозвучавщую в ее голосе. Несмотря на ее слова, он знает, то эти твари: старший Крауч, аврор Грюм, Скримджер, Дамблдор...
Он обогнал жену на спуске в темноту подвала, волоча за собой румынку, а когда они достигли уцелевшей части подземных строений, бросил женщину на пол, почти потеряв к ней всякий интерес, если бы не ее волосы, притягивающие его взгляд как магнитом.
- Ты совсем не умеешь выбирать себе любовниц, ты посмотри на неё. Она же страшная, если уж изменяешь мне, то мог бы хотя бы делать это красиво. А то стыдно даже. А ещё она рыжая, не по Уизли уж ты скучаешь, а, любимый?
Белла не могла упустить возможность наскоро пробежаться по самомнению Рудольфуса, но на этот раз его это не тронуло.
- Помолчи-ка, - с угрозой буркнул он, повнимательнее вглядываясь в румынскую ведьму. А ведь дражайшая половина и правда оказалась права: овал лица, оттенок волос в темноте подвала, пухлые губы, сложенные в удивленно-наивную полуулыбку... Лестрейндж, скрывая злость, взглянул на Беллатрису.
- Зато она в моем вкусе: молодая, ухоженная, сисястая.
Пока супруги препирались, появившийся Бёрк вовсю хлопотал над своей задачей.
Приняв у ритуалиста свечи, Рудольфус беспрекословно подчинился: он умел уважать профессионализм в любых его проявлениях, а Бёрк держал себя достаточно корректно, чем вызывал если не симпатию, то нечто вроде положительных эмоций.
Пока Лестрейндж занимался расстановкой свечей, Беллатриса привела в чувства жертву и тут же наложила на нее заклятие онемения. Когда лицо румынки исказилось и в глазах промелькнуло понимание, что ей предстоит далеко не встреча с сестрой, Рудольфус отвернулся.
Хотя почему нет, одернул он себя. Ей как раз и предстоит встреча с горячо любимой старшей сестрой, которая уже восемнадцать лет как покоилась в безымянной могиле в Румынии. Рядом со своим умершим на несколько дней раньше младенцем.
Как прекрасна эта ирония: молодая женщина умрет по воле того же человека, что уже убил ее сестру и племянника.
- Давайте, Лестрейндж, - отвлек Рудольфуса от его философствования Бёрк, - мне нужна кровь. Ваша, о Морготов Тангородрим.
Дернув головой, когда прядь волос отделилась от его шевелюры, Лестрейндж провел большим пальцем по лезвию ножа, врученного Бёрком. На коже тут же раззявила алый рот царапина: ритуальный кинжал был просто сверхъестественно остер.
Белла качнулась к артефакту и Лестрейндж уже собрался заорать, чтобы жена отошла и не мешалась под ногами, как Белла, будто что-то ее гнало, сама поспешно покинула пентаграмму.
Рудольфус же подошел ближе, разглядывая из-за плеча Бёрка лежащую девушку в центре круга, озарившегося мягким свечением.
Румынка принялась слабо извиваться на полу, даже попыталась приподняться на руках, но тут же упала навзничь и бессильно прикрыла глаза.
- Кровь. Берите с ладони. Рану не залечивать.
Короткие команды Бёрка заставляли Рудольфуса не терять связи с реальностью.
Он взвесил нож на ладони и точным движением полоснул по ладони. На обветренной коже набух рубец, острая вспышка боли осталась практически незамеченной.
Когда с раны закапали первые капли чистой лестрейнджевской крови, Рудольфус набрал в чашу столько, чтобы закрыть ее дно. Кровь текла медленно, будто неохотно, и ему пришлось несколько раз сжать кулак, пачкая пальцы, чтобы усилить кровоток.
Наконец треть чаши было заполнено и он отдал артефакт Кадвайлу.
- Может быть, лучше ее обездвижить? - он не слишком-то верит в ритуалы, но верит, что Бёрк - лучший в своей области.
Переведя взгляд на жену, жавшуюся у стены, Лестрейндж усмехается едва ли не весело.
- Боишься оказаться на ее месте? - невнятное веселье так и струится из него вместе с сумасшедшей усмешкой.
Отредактировано Rodolphus Lestrange (2013-04-08 10:36:44)
Кадвайл вернулся обратно к рюкзаку, достал небольшую бутылочку с заготовленным специально для этого ритуала зельем, и принялся ходить вокруг да около магического рисунка, на котором лежала девушка, разливая в нужных местах из флакона вязкую жидкость какого-то дикого синего цвета – таким даже небо над рекой в летний день не бывает. Кадвайл описывал правильные геометрические фигуры – он ходил заученными тропами, поворачивал там, где надо, и, если бы посмотреть с высоты птичьего полёта, то наверняка пропорциональность углов могла бы удавить завистью даже знатного нумеролога.
- Нет, обездвиживать её не надо – всё равно из круга не удерёшь, - лениво отозвался маг. – А лишняя магия только интерферировать будет, - отмеряя положенные четыре капли на один из углов октаграммы, произнёс Кадвайл.
Приняв наполненную кровью чашу у Родольфуса, волшебник критически беглым взглядом оценил порез на ладони последнего, и, заглядывая в чашу – будто в поисках сюрприза – придирчиво резюмировал:
- Отлично.
Кому это было сказано, по какому поводу и вообще с какой радости, наверное, знали только дикие тараканы в голове ритуалиста.
- Вы проводили полную церемонию магического бракосочетания? – поинтересовался Бёрк у Лестрейнджей. – Не то, что бы я придирался к деталям – но мне надо знать, кто будет замыкающим страховочным звеном в ритуале.
Ну а мало ли, что-то пойдёт не так, старые боги разбушуются, и Родольфус склеит ласты ещё до совершеннолетия своего будущего ребёнка.
Кадвайл обошёл алтарь, бормоча ритуальные песнопения и старые заклинания, время от времени приседая и выливая на землю немного лестрейнджевской крови. Задняя шальная мысль попросила припасти этой жидкости себе – на будущее, для подстраховки, но сейчас нужно было всю кровь, оказавшуюся в чаше, истратить в ходе ритуала.
Ничего. В другой раз.
Бёрк медленно, словно заторможенный ступил внутрь октаграммы.
Здесь всё было совершенно по-другому: казалось, что находишься внутри многоугольной комнаты с голубовато-призрачными стенами и таким же потолком, и эта комната. Как огромная ёлочная игрушка, просто висит. Не в воздухе, а вообще непонятно где – в безвременье, в пространстве, которого или не существует, или которого никогда не было.
Девушка поднялась на ноги, но Кадвайл только описал ладонью повелительный жест: «Сидеть».
Девица послушно села прямо на землю.
Вспыхнул красным второй круг, очерчённый снаружи фиолетового.
Время снова начало бежать нормально: ритуал получил передышку.
- Родольфус, идите сюда, - покачивая чашу с остатками крови Лестрейнджа, позвал маг. – Только снимите все украшения. Абсолютно все: талисманы, амулеты, обручальное кольцо – неважно.
Пара капель крови из чаши упали на артефакт, связавший воедино рыжие и тёмные с проседью волосы. Кровь зашипела так, будто была Очищающим зельем на основе кислоты; и, вдруг вспыхнув самым настоящим огнём, исчезла, оставив после себя что-то, смахивающее на обычный порошок от древесного угля.
Этот порошок Кадвайл ссыпал в чашу, затем туда же вылил остатки синего ритуального зелья, и подошёл к девушке:
- Пей.
Девица беспрекословно подчинилась.
- Будет два ребёнка, - тихо начал инструктировать Лестрейнджа маг, при этом не сводя взгляда с карманных часов. – Обычно они разного пола, но поскольку у вас в одном поколении двое мужчин – вы и Рабастан – то могут быть и мальчики-близнецы. Дети не родятся естественным путём, вы понимаете, - Бёрк проскользил вопросительным взглядом по лицу Родольфуса. – Как бы там ни было, оба ребёнка – полноценная структурная, генетическая, и, что самое важное, - магическая копия носителя, то есть – вас. Вы почувствуете расслоение своей собственной магии и своего естества, - предупреждающе молвил маг. – Двух оставить нельзя, - предугадывая возможный вопрос, резко отрезал Кадвайл. – Один ребёнок своей смертью выкупит душу второго и даст ему замкнутую защиту.
Волшебник, снова взглянув на часы, передал Лестрейнджу ритуальный нож.
- Убивать того, кто явится миру первым, это важно. Это магическая стабильность, её нельзя нарушить. Убить должны одним ударом – это ещё важнее. Обязательно – ударом в висок. Не в темя, не в лоб – в висок. В какой именно, это уже без разницы. Меня в круге не будет, мне нельзя здесь находиться, так что действуйте быстро и без лишних раздумий.
Кадвайл призадумался:
- Возможно, во время ритуала что-то увидите. Прошлое, настоящее, будущее. Видеть это сможете только вы. Это может быть ложь, может быть иллюзия, может быть галлюцинация – так магия нерождённого будет пытаться обмануть смерть. Всё, Родольфус, всё, - Бёрк подчёркнул последнее слово, - направлено на то, чтобы не дать вам завершить начатое. Помедлите – погибнете. Поддадитесь на иллюзию – погибнете. Убить. Или магия убьёт вас.
Кадвайл вышел из октаграммы и направился к Беллатрикс.
- Ваша задача – не позволять девице терять сознание, - поманил он женщину чуть ближе, так, чтобы они теперь стояли как раз напротив румынки, вдруг распластавшейся на полу. – Бесконечный Ennervate – пока что единственное средство, - почему-то разочарованно протянул он, снова взглянув на часы.
Время уходило.
- Предупреждаю сразу: это заклинание в этом ритуале вас очень вымотает физически, поскольку каждый раз вы будете частицу жизненного наполнителя передавать девчонке. Ни в коем случае не дайте ей отключиться, даже на мгновение.
Бёрк, вооружившись волшебной палочкой, отошёл на пару шагов. Обернулся.
- Да, Беллатрикс, не обращайте внимания на звуки, насколько странными и дикими они бы не были.
Кадвайл опустился на одно колено, прижал ладонь к земле и начал читать заклинания. Старые, опасные знания; первородное колдовство.
Медленно начинали вспыхивать символы и линии – сначала синеватые иероглифы, потом – квадрат, вписанный в круг, затем – несколько пентаклей, и, наконец, засветились ярким белым светом старые скандинавские руны, прародители скандинавского рунического письма.
Кадвайл поднялся на ноги, оглядел результат своей работы, кивнул самому себе: всё шло, как надо.
Бёрк свил из сверкающих синим цветом лент заклинание, направил его к девушке – яркие дымчастые ленты спустя несколько мгновений принялись обвивать её молодое тело. В синем прохладном свете заклинания особо отчётливо выделялись её длиннющие рыжие – теперь почти красные – волосы и растущий в прямом смысле на глазах живот.
Маг приподнял взмахами волшебной палочки магические заслоны, разжёг колдовской голубой огонь, вмиг осветивший место жертвоприношения.
Руны, проплывшие перед ним, вдруг осветились – на секунду – ярко-синим. Стало очень холодно.
Откуда-то издалека послышался вой собаки, смешанный с шумом горной реки.
Третье, самое большое кольцо на полу, заключавшее в себя все остальные, на секунду вспыхнуло морозно-белым и тут же погасло.
Кадвайл направился против часовой стрелки, ступая точно по нарисованной на полу линии, напевая старые проклятья, призывая первородные силы. Он краем глаза видел, как извивалась на полу в немом крике девчонка, как кожа на её животе сначала шла кроваво-алыми линиями растяжек, затем – трескалась, лопалась, словно под напором чего-то неизвестного. Он видел Беллатрикс, чуть настороженно вглядывающуюся в рыжеволосую девицу. Видел, как по стенам подвала ползли странные красные – живые – трещины, и тут же исчезали. Видел петляющие тут и там принесённые в жертву души, которые безнадёжно и безуспешно пытались пробиться сквозь магический заслон к Лестрейнджу.
Бёрк закончил напевать.
Стало очень тихо.
Девчонка выгнула дугой спину (Кадвайл испугался, не сломает ли ей хребет это усилие), улеглась в какой-то неизвестной этому миру страшной агонии на линии октаграммы.
Давай, ну же, сейчас… Не медли, Лестрейндж, мне не хочется потом соскребать внутренности твои и твоей жены с этих стен…
- Тогда почему мы всё ещё в браке? - спокойно поинтересовалась у мужа Беллатрикс в ответ на его реплику о предпочтениях касательно женщин. Конечно, вопрос был чисто риторический. Несмотря на то, что Рудольфус любил всех рыжих, пышнотелых и молодых, его супруга, костлявая, черноволосая и старая, вдобавок с отвратительным характером, была для него предметом влечения уже много лет. И Беллатрикс это знала. И пользовалась, когда возникала необходимость.
Беллатриса как в тумане следит за происходящем. В успех их нелепой затеи верится слабо. Больше всего Беллатрикс тут чувствовала себя не к месту. Зачем я вообще на это согласилась? А ещё чем дальше это дело заходило, тем больше она начинала сомневаться в безопасности обряда.
- Боишься оказаться на ее месте? - непонятно к чему весёлый Рудольфус, что само по себе хорошим знаком не было, выразил мрачную суть размышлений Беллатрисы. Женщина предпочла промолчать, нашаривая в кармане палочку. По идее, можно вырубить этих безумцев, пока не поздно...
- Вы проводили полную церемонию магического бракосочетания? Не то, что бы я придирался к деталям – но мне надо знать, кто будет замыкающим страховочным звеном в ритуале. - Беллатриса предпочла не думать, что значит "страховочное звено".
- Разумеется, мистер Бёрк. Иначе меня здесь бы попросту не было.
Рудольфус находился в круге. Вместе с девушкой и Бёрком, который оттуда вскоре смылся. Беллатриса направилась к нему навстречу.
- Ваша задача – не позволять девице терять сознание, - Беллатрикс кивнула, всматриваясь в центр круга, где была девушка, - Бесконечный Ennervate – пока что единственное средство, - в сознании зародилось сомнение. Честно говоря, Беллатрикс вообще не понимала суть этого заклятия. Но Бёрку, похоже, виднее, - Предупреждаю сразу: это заклинание в этом ритуале вас очень вымотает физически, поскольку каждый раз вы будете частицу жизненного наполнителя передавать девчонке, - похоже, мир никогда не устанет радовать Беллатрикс. Она будет перекачивать свои жизненные силы в тело любовницы мужа! Её ждали весёлые перспективы, - Ни в коем случае не дайте ей отключиться, даже на мгновение, - это я уже поняла... Как бы мне самой не отключится в процессе... Беллатриса вынула свою палочку, чуть загнутую, похожую на птичий коготь. Она справится. Конечно, просто убить девчонку было бы проще, но Рудольфус ведь не ищет лёгких путей - сдался ему этот наследник. Лестрейндж сделала пару шагов к октаграмме. - Да, Беллатрикс, не обращайте внимания на звуки, насколько странными и дикими они бы не были.
Беллатрикс перевела взгляд на Бёрка.
- Если мой муж сдохнет в этом кругу, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы его душа меня потом не преследовала, - гордо подняв голову Беллатриса подошла к светящейся конструкции. Лучше раньше, чем позже.
- Enervate, - прошептала Лестрейндж, направляя палочку на девицу. Бёрк начал что-то читать за кругом. Ритуал начался. Беллатрикс попыталась поймать взгляд мужа. Может, он сожалеет, что не отказался раньше?
В глазах мелькали краски - ритуал был очень, очень театральным. Однако, вместо пренебрежительности, как того ожидала Лестрейндж, он вызывал несколько другие чувства. Возможно, если быть честно хотя бы сама с собой, то трепет. Благоговейный, перед чем-то настолько древнем, но сохранившемся... По спине женщины пробежали мурашки, а ей самой начинало казаться, что она не спала несколько дней подряд из-за какой-то напряжённой работы. Однако, она заставила себя стоять ровно и поддерживать в рыжей силы. Кто знает, может у Лестрейнджей всё же будет наследник?
Беллатрикс напряжённо вглядывалась в глаза жертвы. Ей казалось, что они застекленели. Но не так, как это бывает у мёртвых. Они словно оказались вне этого мира. Женщина нервно сглотнула. Она сосредоточилась на глазах румынки. Всё остальное не важно.
Внезапно, всё прекратилось. Вместе с этим Беллатриса поняла, что их ритуал подходит к концу. Она словно провалилась во временной промежуток, не могла сказать, сколько длилась эта прелюдия.
- Родольфус, идите сюда. Только снимите все украшения. Абсолютно все: талисманы, амулеты, обручальное кольцо – неважно.
Лестрейндж мрачно оглядел свои руки. У него не осталось ничего, даже кольца главы рода, но это его не беспокоило. Сейчас он бы снял все, не раздумывая.
Один-единственный раз в жизни он сражался за возможность оставить на себе кое-какую безделушку и поплатился за это выбитым нижним клыком слева. Тот безымянный аврор положил глаз не только на массивные перстни Рудольфуса, но и на довольно простое обручальное кольцо.
Теперь оно кануло в лету, другого Лестрейндж не хотел, а жену, вроде бы и вовсе не беспокоило отсутствие этого знака их связи.
С каждым словом Бёрка он чувствовал нарастающее напряжение. Сомнение в том, что он вообще знал, во что ввязался, когда предлагал это Кадвайлу, начало жечь изнутри, но отступать было поздно.
Только не теперь, когда от венца всех чаяний Рудольфуса отделял один-единственный ритуал.
- Помедлите – погибнете. Поддадитесь на иллюзию – погибнете. Убить. Или магия убьёт вас, - увещевал его Бёрк, казавшийся Лестрейнджу тоже неприятно взволнованным. О Беллатрисе, почти потерявшей привычную маску безумной погруженности в себя, Рудольфус тоже старался не думать. Она согласилась помочь ему, это все, что его интересовало.
- Не беспокойтесь, - хрипло отмахивается он от слов ритуалиста, чересчур самоуверенно, наверное. - Пустым картиночкам меня не запугать.
Кадвайл покидает круг, а Рудольфус замирает рядом с румынкой, сжимая в руке тяжелый клинок.
Убить - что может быть проще. Женщину, младенца, да какая разница, если эта женщина или младенец стоит между Лестрейнджем и его целью...
Вспышка синего цвета почти ослепила Рудольфуса, и он принялся ожесточенно моргать, а когда смог вновь разглядеть женщину на полу, его охватил трепет. Это была магия, но не привычная, льнущая к рукам как кошка, готовая подчиниться умелому магу, а нечто совсем другое, злое само по себе, древнее и голодное.
Силуэты Кадвайла и Беллатрисы искаженно маячили где-то далеко на периферии зрения, как Рудольфус не старался их увидеть, и он бросил эти попытки, сосредоточившись на том, что ему предстояло.
Румынка выгнулась на полу у его ног, скребя пальцами каменные полы под сабой. Рудольфус увидел, как ее живот начал расти, наклонился после секундного размышления и дернул на себя ткань на груди ее платья.
Плотный материал по погоде не поддавался, и он, засунув нож за пояс, дернул двумя руками, разрывая платье вместе с бельем.
На белом теле женщины от грудей до уродливого выступавшего над пахом живота змеились непонятные черные разводы, а по натянутой коже время от времени пробегала рябь, отражавшая неверный свет неизвестного источника освещения. Ее лицо будто стало жидким и вдруг проступило лицо Юлианы, какой Лестрейндж запомнил ее почти двадцать лет тому назад.
Рудольфус резко отшатнулся, вновь сжимая в руке нож, когда румынка открыла глаза, смотревшие сквозь и внутрь него.
- Спаси меня, Руди, умоляю... Я так любила тебя, спаси же...
Он стиснул нож с такой силой, что заломило рану на ладони, и женщина на полу снова стала безымянной дурой, попавшей в капкан сестринской любви.
На одном из ее пальцев сломался ноготь из-за попыток избавиться от невероятной, как понял Лестрейндж, боли, и теперь ее судорожные движения были отмечены кровавыми следами на сером камне.
Она кричала, но здесь не было никаких звуков. Ни звуков, ничего, кроме них и той магии, которая жадно ждала своего.
Поднеси нож к своему горлу, убей себя, дай мне выпить еще твоей крови, дай мне, дай, дай...
Лестрейндж моргнул, а когда снова посмотрел на румынку, едва подавил глубокий вздох: вместо рыжеволосой молодой ведьмы у его ног корчилась и истекала кровью в разорванном подвенечном платье Беллатриса.
Он упал на колени, отбросив нож. Подхватил жену на руки, приподнимая, прижимая к себе, разглядывая ее искаженное страданием лицо, закатившиеся глаза... Она умирала прямо сейчас, он видел это, знал, как знал и то, что она умирает из-за него. Из-за его желания иметь наследника.
Прислушиваясь к рваному дыханию Беллатрисы и забывая дышать самому, Лестрейндж принялся ощупывать ее лицо, надеясь... На что? Исправить, изменить?
Магия вокруг загудела, почти утробно зарычала, довольно и торжествующе...
Рудольфус вскинул голову, привлеченный этим звуком. Слышащееся в нем злорадное торжество, почти безграничный темный восторг привел его в чувства.
Женщина на его руках вновь стала безразличным инструментом. Уже мертвым.
Меж ее раскинутых ног в темно-красной крови извивался белый младенец, смотрящий на Рудольфуса с дикой злобой темными и не по младенчески осмысленными глазами.
Лестрейндж отпустил женщину, потянулся к отброшенному кинжалу, пачкая руки в крови, которой было так много, что казалось, он присутствует не на родах, а в пыточной, и схватился за каменную рукоятку ритуального ножа.
Младенец открыл рот и закричал на грани человеческого восприятия. Этот крик, казалось, выбивал воздух из тела, выдавливая глаза и заставляя мозг плавиться в черепной коробке.
Лестрейндж мельком обратил внимание на полный рот зубов своего первенца, не по человечески тонких и острых, оперся свободной рукой на измазанное кровью бедро румынки и вонзил клинок ритуального ножа прямо в висок порождения магии.
Крик оборвался и только в этот момент Рудольфус понял, что тоже кричал, понял по сведенному горлу и боли в челюсти.
Наступившая тишина казалась наполненной ожиданием.
Он приподнялся и отсел подальше, глядя на неподвижные тела в луже крови, которой могло хватить и на пятерых человек.
Он смотрел, смотрел, смотрел...
Неизвестно, сколько прошло времени, но вдруг женщина снова шевельнулась.
Лестрейндж напряженно всмотрелся в нее, готовый убить ее, если это потребуется, или сразиться с инфери, которым она, возможно, стала, но причина ее движения оказалась иной: ее тело напряглось раз, другой, а затем с глухим хлюпанием исторгло из себя еще одного младенца, немного меньше первого и не такого белоснежного.
Младенец завозился на холодном полу, а затем едва слышно захныкал, не открывая глаз.
Неестественное свечение померкло, мигнуло, а затем пропало.
Лестрейндж вновь увидел подвал своего поместья, жену и ритуалиста неподалеку.
Перед ним лежала принесенная в жертву молодая женщина, мертвый первенец и второй ребенок, его сын.
Пошатываясь, Рудольфус поднялся с колен и подошел к руиынке, не обращая внимания на кровь, все еще слабо текущую из-под ее век, ногтей и тела.
Оторвал кусок от юбки мертвой женщины, выбрав почище, и завернул в него поднятого младенца.
- Ревальт. Я назову его Ревальт, - он смотрит не на жену, а сквозь нее, куда-то, куда она не может отправиться за ним.
Мистер Бёрк, нам же младенец не нужен? Надо бы как-то его того
Отредактировано Rodolphus Lestrange (2013-06-02 16:51:12)
Бёрк смотрел, как Лестрейндж вдруг ни с того, ни с сего падает на колени пред девицей и начинает её обнимать, и не знал, каким образом привлечь к себе внимание этого совершенно точно сбрендившего мага.
Бл**ь, сказал же, - не отвлекаться!
Чем может грозить ритуалу и жизням всех присутствующих то, что Родольфус поддался на иллюзорное представление, разыгранное древней магией, и сам Кадвайл боялся догадываться. Хотелось швырнуть камень в круг, но, чёрт подери, пол был. Как назло, гладким. Заклинанием засветить? Нельзя, будет ещё хуже.
Оставалось молчать и надеяться, что всё если не обойдётся, то обойдётся без любого участия Бёрка.
Беллатрикс, как заведённая механическая кукла, кастовала одно заклинание за другим. Маг уже было хотел подойти к ведьме и сказать, чтобы та засандалила Эннервейтом по муженьку, как тот вдруг опомнился и приступил к делу. Бёрк бросил взгляд на часы – секундная стрелка едва отсчитала три секунды. Три секунды Кадвайл стоял и тупо смотрел, как всё чуть не покатилось в пасть Цербера – а казалось, что минут пять прошло, если не больше. Временные скачки – хороший знак, значит, идёт всё по маслу.
И тут – хлоп, всё закончилось. Звуки вернулись одновременно с ощущением того, что время течёт нормально. Лестрейндж сцапал своего порождённого магией сына, начал что-то бормотать про его имя – Бёрк не слушал, с энтузиазмом валдайской козы и её же прыгучестью направляясь к телу мёртвой девицы и тому милому чудовищу, которое сегодня тут творило в порыве бешеного креатива сказочные видения.
Кадвайл старался перепрыгивать небольшие лужицы крови и ручейки приторно-алой жидкости – слишком красной для того. чтобы кровью называться. Подошёл к телу девицы, взглянул на её лицо – сморщенное, старое, измождённое. Лицо не двадцатилетней девчонки, а семидесятилетней старухи.
Ритуалист довольно улыбнулся, присел возле тела на корточки, и, быстро наколдовав пару хрустальных флаконов, принялся с помощью волшебной палочки загонять в них ализариновую жидкость, которая всё текла и текла из пробитого виска младенца, который больше походил на жертву страшного эксперимента.
Ну, положа руку на сердце, это и был эксперимент.
Когда флаконы были наполнены, Бёрк, наколдовав тёмно-серой материи, обернул ею вдруг ставшее костлявым тельце младенца, и осторожно поднялся на ноги. Прошел к тому месту, где оставил свой рюкзак, сгрузил в специальные карманы флаконы; с хлюпаньем вытянул из виска младенца ритуальный нож.
В то же время позади Кадвайла что-то полыхнуло – тело рыжеволосой девчонки, прорисованные мелом линии и чаша-артефакт сами по себе воспламенились совершенно не тёплым бело-молочным огнём. Несколько секунд беззвучного пожара – и на полу подвала не осталось даже следа. Даже намёка на то, что здесь происходило – только чаша тускло поблескивала своими гладкими боками.
Ритуалист обернул серую ткань несколько раз вокруг порождения магии, забросил рюкзак на плечо, спрятал в ножны ритуальный кинжал, и, как ни в чём не бывало, направился к Лестрейнджам, по пути прихватив с пола чашу.
Всмотрелся в ребёнка.
Совершенно нормальный ребёнок – за исключением того, что хныкал, не открывая глаз.
Бёрк перевёл настороженный взгляд с Беллатрикс на Родольфуса, потом – на ребёнка.
- Я же говорил – не поддаваться иллюзиям, - ровно произнёс маг, доставая из внутреннего кармана мантии, сложенной напополам за лямку рюкзака, Восстанавливающее зелье и протягивая его Белле. – Говорил, что отвлекаться нельзя, - с нажимом добавил он, при этом не сводя глаз с младенца. Магия Кадвайла насвистывала на ухо ритуалисту, что с дитём что-то не так. но ведь девица была в сознании, и первого ребёнка Лестрейндж убил, как и следовало. Неужели та секундная задержка Родольфуса обернулась таким интересным боком, и ребёнок умрёт, не смотря на законы магии?
Хотя какие могут быть законы у того, что невозможно контролировать?
Бёрк снял с шеи кулон-амулет, протянул руку в требовательном жесте к Беллатрикс, чтобы та тоже с безделушкой рассталась. Когда горячий камень амулета коснулся прохладной влажной кожи руки, мага передёрнуло: действительно что-то было не так.
Кадвайл прокрутил в голове весь ритуал, нашёл точку опоры: девчонка умерла раньше, чем порождённое её телом существо.
Интересно…
О таком исходе не писали нигде – и никто, наверное, не мог о таком догадываться. Вот вам и древняя магия, вносящая свои поправки в секундные детали.
Ритуалист грубо и резко схватил младенца, хныкающего на руках Лестрейнджа, пальцами за подбородок, поворачивая его маленькую голову в стороны. Ребёнок глаз не открыл. Неестественно высокая температура детского тела подсказывала, что промедление Родольфуса наказуемо самым неожиданным образом.
Хотя чего таить – за грехи родителей всегда расплачиваются их дети. Сплоховал отец – умрёт сын.
Это Бёрк понял – будто его осенило.
Маг недобро сощурился на младенца, словно что-то подсчитывая.
- Протянет тридцать часов – будет жить, - сухо резюмировал ритуалист, удерживая искалеченного магией уродца-младенца так, будто тот был обычным деревянным поленом, завёрнутым в серую ткань.
Кадвайл направился к ступеням, ведущим на цокольный этаж.
- Остаточной магии в ребёнке нет, - глухо добавил он, бросив взгляд через плечо. – Души – тоже.
Поэтому он никогда не откроет глаз.
Зеркало души ничего не отразит.
- В следующий раз следуйте моим указаниям, Лестрейндж, - а не своим галлюцинациям, - уже поднимаясь по ступеням, бросил Бёрк.
Совсем неудачным ритуал назвать нельзя.
Но поправки в описание внести всё же следует.
Например: "НИКОГДА не пренебрегайте советами ритуалиста".
Вы здесь » Harry Potter and the Half-Blood Prince » Архив эпизодов » Sacrificare