Как он и рассчитывал, оскорбления в адрес Беллатрисы действуют куда сильнее на Рудольфуса.
Брат даже несмотря на решетки, разделяющие их, верит, что сможет наказать Рабастана за неуважение к Беллатрисе. Ну что же, давно пора - от уважения если и оставались клочки, то их давно развеял холод азкабанских камер.
Лестрейндж-младший прямо встречает взгляд Рудольфуса, ешеный, гневный взгляд.
Для кого ты выделываешься, брат? Для нее? Для этой неверной дряни, что сводила тебя с ума и продолжает это делать?
Когда-то Беллатриса была богиней для Рабастана. Когда-то, он почти уверен в этом. Но Рудольфус никогда не был романтически влюблен в свою жену. Когда все успело перемениться? Когда Рудольфус стал кидаться на сталь решеток за одно только резкое слово в адрес Беллатрисы, а Рабастан стал представлять, как она умирает в своей камере, изможденная, в морщинах и собственной блевотине?
Когда он захотел видеть страдания Беллатрисы?
И почему не может перестать смотреть на нее, пока она совершает все свои мелкие ритуалы у решетки, прекрасно зная, что все мужские взгляды в этом блоке прикованы к ней, к очертаниям ее тела под тюремной робой, к тем островкам плоти, которые она показывает, небрежно, презрительно, как бросают изголодавшейся дворняге протухшие мясные обрезки?
Его одержимость имеет имя - это имя звезды-амазонки, звезды воительницы.
И Рабастан видит сестру-близнеца свой одержимости в глазах Рудольфуса.
Ничего, однажды ты излечишься, думает он. Перестанешь смотреть на нее так, как смотришь.
Непонятно, кого он имеет в виду, себя или брата.
Когда дементоры снова исчезают за поворотом коридора, Рабастан поднимает голову и всматривается из-под отросших волос в темноту камеры Рудольфуса.
- Я буду говорить все, что мне вздумается, - хрипло говорит он, чувствуя во рту привкус крови из прокушенной губы - каждый раз у него срывает крышу от этих тварей, обитающих в тюрьме.
- Ты говорил мне, что мы никогда не окажемся здесь. Говорил, что Лорд победит, что победа совсем скоро... Оглянись, Рудо! Разве это похоже на счастливое будущее? Гнить здесь - это победа? Это разве победа?!!
Он срывается на крик.
Ему вторит Беллатриса, на которую он перестал было обращать внимания.
Она визжит так громко, так истошно, что ему хочется обхватить ее голову руками и стукнуть изо всей силы об стену, лишь бы она прекратила издавать эти звуки.
- Ты медленно сдохнешь, когда Хозяин придёт за нами, если я услышу ещё хоть одно оскорбление!
Рабастан хохочет, схватившись за решетку. Вместе с хохотом из его рта вылетают капли крови, он начинает кашлять и кашляет так долго, что ему кажется, будто это какое-то проклятие Крауча, которое тот наслала на него в отместку.
- Придержи гиппогрифов, дура, - отдышавшись, бросает ей в ответ Рабастан. - Я уже медленно подыхаю, как и ты, и мой идиот-брат. Мы все здесь подыхаем. Мертвецы, вот мы кто. Живые мертвецы, которые еще не знают, что умерли.
Он утирает рот, сплевывает на пол, а затем поворачивается спиной к решетке и скользит вниз, опускаясь на корточки и приваливаясь тощей спиной к стальным прутьям, слушая перебранку между Рудольфусом и Беллатрисой.
Разумеется, ведьма не могла оставить ни за кем из них последнее слово, и когда она орет из-за того, что Рудольфус попытался выступить в ее защиту, Рабастан улыбается окровавленными губами, забывая, что его не видно семье, и прикрывает глаза...
Бормотание брата о выборе оставляет его почти равнодушным. Не в первый раз за эти полгода они разыгрывают эту самую сцену - Рабастан до сих пор не знает, что заставило его отправиться в тот день к Лонгботтомам, но сегодня ему лень спорить. Его выбор? Хорошо, пусть будет его выбор.
Он больше не хочет ничего помнить. Больше не хочет быть Рабастаном Лестрейнджем.
Достаточно.
- Так эта ная ведьмочка станет твоей женой? - они с Беллатрисой стоят на балконе второго этажа Лестрейндж-Холла. Внизу, в беседке, сидит Тэсс Сэбир с книгой в руках, ожидая Рабастана, который задерживается в гостиной второго этажа.
Ему нравится Тэсс, и нравится смотреть на Тэсс, но ему также нравится и то, как горят глаза Беллатрисы, когда она смотрит на Тэсс. Он не так глуп, чтобы думать, что свояченница ревнует, и не так глуп, чтобы допускать какие-то возможности. Но Тэсс пока почти незнакома, почти чужая, а томная улыбка Беллатрисы снилась ему в пятнадцать лет, так что и в двадцать он иногда вспоминает об этом.
Он ничего не отвечает, потому что Беллатрисе и не нужны его ответы. Она усмехается, и, когда он отводит взгляд от ее губ, придвигается к нему еще ближе, по-кошачьи бесшумно, и кладет руку ему на плечо. Предплечьем он чувствует теплоту ее груди через летнее платье и рубашку, и это становится чем-то исклчительно непристойным, но тем, что он не имеет сил прекратить.
Тэсс поднимает голову и Рабастану кажется, что она смотрит прямо на них. Он поднимает руку, чтобы помахать невесте, и заодно немного отодвинуться от Беллатрисы, но Сэбир уже снова смотрит вниз, в свою книгу. Видела ли она их вообще? Видела ли, как близко они стояли?
Рабастан опускает руку на мраморные перилла балкона, чувствуя, как сильно бьется сердце. Он знает, что внешне сохраняет невозмутимый вид, и что голос его не дрогнет, если ему потребуется что-то сказать, но знает также и то, что это спокойствие - ненастоящее. Он бы все отдал, чтобы получить вожделенный самоконтроль не только снаружи, но и внутри себя.
- Мне пора, - решительно произносит он и уходит с балкона туда, где ждет его Тэсс...
- ...Их не хватило даже у Бастика... Правда, Бастик?
Он возвращается из воспоминаний на последних словах Беллатрисы и не может понять, о чем она говорит, однако хорошо слышит в ее голосе издевку.
- Я тебе не Бастик, стерва, - почти безразлично кидает он в ответ, не поворачиваясь. - И знаешь что, Руди, не тебе укорять меня моим выбором. Не было у меня никогда этого самого выбора. Все, что я делал, все я делал по твоим следам. Так что если хочешь сказать, что это я виноват в собственных неприятностях, то побереги слова и не сотрясай зря воздух. Вина на тебе. Ты - глава рода. И из-за тебя, твоего авантюризма и твоей чокнутой жены последние Лестрейнджи сгниют в этом каменном аду.
Он умолкает, не желая больше говорить что-то еще.
Лестрейндж хочет только забыть, что когда-то было по-другому. Он больше не хочет быть тем успешным Рабастаном Лестрейнджем, который был на хорошем счету у начальства, который подавал надежды как ученый, который считал, что в его жизни все будет наилучшим образом: карьера, хобби, брак.
Он хотел бы, чтобы того Рабастана никогда не существовало.
Он даже не сразу понимает, что из-под век текут слезы, а когда понимает, то с удивлением смахивает их и рассматривает влажну ладонь.
Ему двадцать один год и тот, кто был раньше известен как Рабастан Лестрейндж, никогда не выйдет из Азкабана.
Отредактировано Rabastan Lestrange (2013-05-15 15:12:46)
