Если бы Драко Малфой обладал моральной зрелостью, то бежал бы со смотровой площадки прочь от Астории Гринграсс, опасаясь вовлечь неискушенную пятикурсницу в игры, где уже увязла и теперь бесславно гибла Панси Паркинсон. Если бы.
Но он не обладал, а потому все шло как полагается, если мы говорим о влюбленной девице и юноше на пике гормональной перестройки организма - бестолково, но очень многозначительно. Настолько многозначительно и настолько же бестолково, что после беседы с Асторией, заручившись ее согласием отправиться вместе на бал дебютанток, Малфой, погруженный в приятное отсутствие мыслей, решительным шагом шел по коридорам Хогвартса, не замечая, куда идет и кто является свидетелем его бездумной пробежки по древнему замку.
Ноги, дорвавшись до контроля над направлением, выбрали привычный маршрут, и теперь Драко Малфой приближался к средоточию своего хогвартского кошмара - к Выручай-Комнате.
Лишь достигнув знакомого до зубовного скрежета портрета Маракана Каффа, рассеянно пытающегося напоить маленького и несимпатичного детеныша украинского бронебрюхого, Малфой наконец осознал, где он и что с ним. Косящий за его спину Кафф оказался каплей, которая окончательно вернула Малфоя в реальный мир.
Сделав вид, что он не заметил ужимок изображенного мага, Малфой прислушался, не замедляя шаг. Вроде бы от источников шума он был уже далеко - время ужина привычно собирало студентов и преподавателей в Большом Зале, и по всему следовало ожидать полного одиночества.
Так и казалось - только эхо его шагов раздавалось в коридоре. И только его дыхание нарушало тишину этой дальней лестницы.
Малфой ступил на площадку восьмого этажа и вдруг резко замер, напряженно вслушиваясь. Едва заметное ширканье подошвы о каменный пол подтвердило, что Маракан Кафф не сошел с ума, а действительно желал предупредить своего редкого собеседника о слежке.
Перегнувшись через перила, Малфой смог заметить мелькнувшее светлое пятно, а затем еще какой-то звук - как будто его преследователь судорожно вздохнул и затаил дыхание.
Еще сильнее перегнувшись через перила, Драко заметил темный силуэт на предыдущей лестничной площадке, затаившийся в густой тени.  Злобно оскалившись, Малфой вытащил из рукава волшебную палочку и наложил на неизвестного образцовый Остолбеней.
Человек рухнул как подкошенный, и Малфой принялся спускаться к поверженному врагу, про себя судорожно размышляя, уж не Поттер ли решил в очередной раз поиграть с его нервами. Что делать с преследователем, он не имел ни малейшего представления - по идее, он должен был бы наложить на него Обливиэйт, но тетка потребовала бы убийства. Оба варианта казались Драко крайностями, а обида, нанесенная Паркинсон в гостиной, все еще требовала отмщения любому, попавшему под горячую руку.
Спустившись, Малфой про себя выругал больше чадивший, чем светивший факел, и зажег Люмос на кончике волшебной палочки, готовясь узнать, кого послал ему Мерлин в качестве груши для битья. Пальцы свободной от палочки руки сами собой сжались в кулак, когда Малфрой снова подумал, что сейчас увидит Поттера - воспоминания о том, как он славно двинул шрамоголовому в Хогвартс-Экспрессе первого сентября, до сих пор приятно грели душу.
Однако в следующую минуту кулак разжался.
- Браун? Какого дракла ты за мной бегаешь?! Жить надоело?! - удивлению и злости Малфоя не было предела. Сначала он даже подумал, а не послал ли Поттер следить за ним эту бестолковую блондинку, но он быстро отогнал эту мысль - гриффиндорцы не рисковали женщинами и детьми. Однако в следующее мгновение он понял, что его чрезмерно сильная реакция может его выдать и Браун непременно заподозрит, что здесь дело не чисто, и захочет выяснить, куда он идет и зачем.
- Уж извини, с гриффиндорками не кувыркаюсь, так что беги обратно к своему Уизелу, - ехидно продолжил он, возвращаясь к привычному образу и скрывая свое беспокойство. - Finite Incantatem.

Улыбаясь самой своей мерзкой улыбочкой, отрепетированной за долгие годы до такого состояния, что разные Уизли просто при виде одной только этой улыбки бросались на рожон, Малфой поигрывал палочкой, прислонившись к стене.
- Да я так и понял, не за мной ты шла, - хмыкнул он. - И остановилась, когда я остановился, просто потому что ленту потеряла. А в этом углу потемнее искала ее, да ведь?
Между тем он судорожно прорабатывал варианты того, почему, а главное, зачем, Браун оказалась здесь - этой лестницей мало кто пользовался, она была удобна только раз в неделю, для того, чтобы добираться до кабинета астрономии, но Лаванда Браун, как он знал, не была поклонницей астрономии. Вывод напрашивался сам собой - она преследовала его, а это означало уже совсем другие игры.
Надо бы снова заколдовать ее, запугать и выяснить, для чего она шла за ним и как много знает, но теперь, при свете Люмоса, когда он видел перед собой не танственного врага, а хорошенькую чистокровную блондинку, решимость применить к ней что-то из обширного арсенала тетки таяла с каждой секундой.
Впрочем, гриффиндорка не была бы гриффиндоркой, если бы не помогла ему даже в этом.
Последняя фраза Лаванды достигает ушей Малфоя и вливается в них как отравленная песня сирены. Теперь применить к Браун даже какое-нибудь завалящее Круцио Малфою кажется довольно простым.
- Как ты меня назвала? - шипит он в след девчонке, а затем в пару шагов оказывается перед ней, загораживая выход из той самой ниши, в которой она попыталась спрятаться чуть раньше. Сейчас и безлюдная лестница, и чадящий факел - все создает зловещую атмосферу.
Его пальцы чуть удобнее перехватывают палочку, но прохладное гладкое дерево почти неприятно. Ему хочется сжать что-то другое. Например, шею этой наглой гриффиндорской выскочки. И почему-то сейчас Браун вдруг кажется ему чрезвычайно похожей на Паркинсон, хотя они разные как небо и земля. Ему просто так кажется, что они похожи - наглые, самоуверенные.
Должно быть, Уизелу тоже от этой достается, - непонятно к чему думает Малфой и тут же пугается своей собственной мысли, выталкивая ее за границы восприятия и приказывая себе забыть. Не хватало еще только сочувствовать Уизли или распускать нюни из-за острого языка Паркинсон.
Магловский, да и магический психотерапевты наверняка сказали бы что-либо по этому поводу, но Малфой уже давно смирился с мыслью, что сходит с ума, поэтому просто откладывает эту проблему, сосредотачиваясь на главном.
А главное сейчас - это Браун. Которая, возможно, следила за ним, когда он шел в Выручай-комнату.
Следила за ним. И должна быть за это наказана.

Браун ничуть не теряется. Отводит в сторону его палочку, смотрит прямо в глаза. Не то храбрится, не то и правда бесстрашная.
Но ему уже все равно.
Ее тихий шепот сейчас для него громче крика - ведь он отлично слышал, как она его назвала.
И когда Браун продолжает свои самоубийственные речи, продолжая нелицеприятное сравнение, он только прищуривается и крепче сжимает челюсти, ведь не станет же он ее бить, даже по этому самодовольному лицу, по этим пухлым губам, выплевывающим оскорбления...
Пальцы на палочке одеревенели - и это с ним впервые в жизни, чтобы он позабыл про волшебную палочку.
И когда она начинает повторять это грязное словечко, все громче и громче, пока не переходит на крик и это слово - ну же, произнеси его, Драко! - не повисает между ними как ядовитые испарения готовящегося зелья.
И он - это кажется ему медленным, как будто они под водой - поднимает свободную руку, растопыривая пальцы, и почти ласковым движением закрывает Браун рот.
А следующим движением - уже совсем не таким ласковым - толкает ее прямо в лицо и сам двигается следом. Ее голова с глухим стуком ударяется о стену и он видит только свою руку, белым пятном выделяющуюся в свете чадящего факела, а верхняя часть лица Лаванды, которую не закрывает его ладонь, оказывается в полной темноте.
Он невербально гасит Люмос и придвигается ближе к гриффиндорке, вдавливая ладонь в ее слабо шевелящиеся губы.
- Уизли что, не научил тебя придерживать язык за зубами? - он и сам удивляется, как спокойно звучит его голос, хотя спокойствие - это именно то, чего он не чувствует. - Я был вежлив, Браун, но всему приходит конец. Неужели ты считаешь, что твои жалкие угрозы и оскорбления меня задевают? Или думаешь, что я боюсь эту старую облезлую кошку, вашего декана? Если ты и правда так думаешь, ты еще глупее, чем я думал.
И знаешь намного меньше, чем думал я, про себя добавляет он, прикрывая глаза от желания - просто невероятно острого желания - испытать Пыточное на Браун. Просто увидеть, как она мучается, не в силах прекратить это. Как она может только стонать и кричать от боли. Не может больше произнести это оскорбительное "Хорек!".
- Я мог бы отпустить тебя в целости и сохранности, Браун, будь ты чуть-чуть поумнее, но ты же не можешь заткнуть свой поганый рот. Это ведь будет так не по-гриффиндорски.

Браун продолжает проявлять чудеса гриффиндорской глупости и кусает его за ладонь. Кусает довольно ощутимо, прихватывая кожу между большим пальцем и остальными, которая заметно помягчела после того, как он перестал заниматься квиддичем.
Малфой резко втягивает в себя воздух от неожиданности, шипя сквозь зубы какое-то ругательство в адрес гриффиндорки, а затем замолкает, позволяя ей оттолкнуть себя.
И снова Браун кричит, кричит, а он молчит, потому что кричать он не будет. Он боится, что если открооет рот, то первым, что он скажет, будет "Круцио", а вторым - "Авада Кедавра".
Поэтому Малфой молчит, крепко сжимая палочку.
Где-то на третьем предложении до него даже начинает доходить, что она болтает.
Что она будет говорить, что захочет. Что видит свой долг в том, чтобы сказать ему, что он псих.
На этом моменте Малфой начинает улыбаться, если так можно назвать оскал, обнажающий верхние зубы. Он улыбается, молчит и кивает головой в такт словам Лаванды.
Ритм похож на вальс - неспешно и-и-иррраз-два-тра, ррраз-два-три...
И даже на слова о том, что когда-то был не хуже Грейнджер, он тоже улыбается и кивает.
- В Мунго? - негромко переспрашивает он, когда блондиночка затихает, будто летний дождик. - Нет, не в Мунго. В Мунго я уже опоздал, Ла-ван-да. Мне теперь в Азкабан дорога.
И снова улыбается, еще шире, просто-таки расползается в улыбке. И плевать, что в темноте мало что видно, кроме блеска глаз Браун и ее пухлых щек, которые похожи на две полные луны во тьме.
У него уже готов план. План простой, как и всегда, когда он пробует думать как Беллатриса, его терпеливая учительница. Она не раз ему говорила, что договариваться бессмысленно, так почему он ей не верит?
Верит во всем, кроме этого. И пытается воззвать к голосу разума собеседника, пытается не довести дело до...
Крууууцио, - ласково шепчет ему подсознание голосом тетки.
Взойти на Круцио Малфой пока не готов, и он морщится, что не мешает ему улыбаться еще шире.
Нет, не Круцио. Не так сразу. Ему пока рано в Азкабан - по крайней мере, не после забав с Браун.
Есть кое-что, что оставит ее практически невредимой. И не вызовет прямо ему на шею десяток авроров.
- Петрификус Тоталус, - говорит он, хватая Браун за плечо и затем прислоняя ее застывшее тело к стене.
Зачем он чуть раньше играл в благородство? Оглушил и шел бы по своим делам, а ее пусть искал бы по всему замку безутешный Уизли.
- Легиллеменс, - Малфой почти касеется палочкой кончика носа гриффиндорки и с легкостью проникает в ее сознание. У Браун, к его удивлению, имеется все же слабенький, но блок. Продираться сквозь него похоже на нырок в неглубокий бассейн - миг сопротивления, легкий привкус головокружения - своего или ее, неизвестно - и вот он уже наблюдает за отрывочными картинами насыщенного дня Лаванды Браун.
Одного дня достаточно - ему совсем неинтересна жизнь Браун, ему лишь нужно знать, следила ли она за ним на самом деле.
Ссора с Уизли, Грейнджер и Поттером в Мунго его потрясает настолько, что он даже не может досмотреть до конца. С того момента, как он понял, что гриффиндорцы действительно подозревают его в службе Лорду, он почувствовал, что теряет контроль над чарами вместе с самообладанием.
Его выкидывает из сознания Браун так резко, что носом идет кровь, которую он, не разобравшись сначала, слизывает с губ и глотает, горячую и соленую. Конечно, его немедленно начинает тошнить, и головокружение усиливается до такой степени, что он отпускает Браун и сползает боком по стене, опускаясь на корточки.
Браун сползает следом за ним, смешно садясь у стены на задницу и раскидывая негнущиеся ноги.
Малфой успокаивающе хлопает по белеющему в темноте бедру, обнаженному задравшейся юбкой.
- Как противно, Браун, - начинает он, когда может совладать с голосом, - смотреть на ваши с Уизли ссоры. Почти так же противно, как смотреть на то, как вы милуетесь. Ничего, сейчас я приду в себя и наложу на тебя милое проклятие, чтобы не вспомнила о нашем сегодняшнем приключении.
Теперь ему хочется поговорить, оборотень его задери, а Браун оказывается отличной слушательницей, когда не перебивает. И не кусается.
- Но как же мерзко, что гриффы так падки на мгновенные обвинения, подозревают меня в такой мерзости, - продолжает издеваться Малфой, утирая кровоточащий нос рукой, от чего голос звучит гнусаво. - Одна ты, кажется, еще веришь в мое доброе имя. И все равно что-то вынюхиваешь, следишь за мной. Может, хочешь знать, правда ли то, что нес Уизли?
Малфой приближает свое лицо к лицу Браун, как будто может прочесть ответ в ее лихорадочно блестящих глазах.

Если бы взглядом можно было убивать, он бы уже мертв. Но если это и возможно, Лаванда Браун не обладает этим навыком.
Малфой пристально смотрит в ее глаза - и почему он раньше этого не делал? Да по мордашке Браун, по ее голубым глазкам можно читать и без всякой легиллеменции. Вот она ненавидит его, вот обеспокоена тем, что его пальцы по-прежнему на ее бедре, вот презирает, а вот и угрожает.
Просто красота.
Он удовлетворенно ухмыляется, а затем делает резкий выпад к гриффиндорке, едва не кусая ее за нос. В ее глазах неприкрытый ужас. Эта девочка еще не скоро захочет снова прогуляться по замку по его следу.
- Не укушу я тебя, - шепчет Малфой, надавливая пальцами на бедро Браун. Бедро обтянуто гладким капроном и горячее. Бедная, бедная Браун.
Небось нафантазировала себе незнай что. Паркинсон бы нафантазировала. Да что там говорить, окажись они с Паркинсон на темной лестнице, это он бы уже лежал под Петрификусом.
- Ты не вкусная, - продолжает Малфой, отстраняясь и убирая руку к себе на колено. - Пахнешь Уизли и грязнокровкой... Кстати, Браун, я был впечатлен. В стане противника зреет раскол, да? Золотая девочка Грейнджер не пользуется популярностью и среди своего факультета? Даже смешно. А Поттер-то, Поттер... Жалкие неудачники!
Малфой мрачнеет, потому что горькая правда настигает его во мгновение. Все они жалкие неудачники, и он тоже. Неудачник.
Ему вроде бы полегчало и он осторожно поднимается, придерживаясь рукой за холодную стену - в ноябре на лестницах сквозняк.
Осторожно ощупывает кожу под носом, убеждаясь, что кровотечение прекратилось, а затем брезгливо вытирает руку о вынутый из кармана платок.
Пора возвращаться в гостиную и подумать, что делать с Поттером и Уизли. Не хватает еще, чтобы они принялись делиться своим бредом о Драко Малфое - Пожирателе Смерти с кем-то еще. Со стариком или даже их деканом.
Зато то, что он узнал, объясняло, почему Поттер пялился на него всю осень, вызывая пошлые шутки Гойла и недоумение самого Драко. Ну ничего, пусть пялится. Теперь Драко знает, как себя вести.
- Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, - напевает он между делом, поправляя брюки, приглаживая волосы и не глядя на Лаванду, а затем наклоняется над ней и дотрагивается пальцем до ее лба. - Говорят, у магглов есть такая штука... Пприставляешь ее к голове, нажимаешь на рычаг и - ба-бах! - в твоей голове дыра насквозь размером с гранат. И мозги на противоположной стене. Как думаешь, это правда? Правда, есть такая штука? Знаешь, если это правда и она существует, то ее применили ко мне.
Он честно пытается рассказать Браун, как чувствут себя последние полгода, но только это сравнение с маггловским изобретением кажется ему наиболее верным. Драко вздыхает, поправляет ободок на голове Браун и больше не улыбается.
- Ты плохой человек, Браун. Ты на каждом углу кричишь, какая ты славная, но это не так. Ты мстительная, мелочная, капризная и полна предрассудков еще сильнее, чем те, кого ты в этом упрекаешь. Сколько раз за сегодня ты подумала "мерзкая грязнокровка" о Грейнджер или Турпин? А сколько раз была раздражена миролюбием Поттера? А сколько раз захотела, чтоб Уизел принадлежал только тебе, ведь только такой успешный и популярный студент достоит быть рядом с такой как ты? Ты очень плохой человек. Поэтому этот мир будет принадлежать тебе. И таким как ты.
Нарглы знают, куда его понесло. Малфой снова вздыхает и выпрямляется.
- Обливиэйт, - говорит он, почти скрывшись на лестнице, ведущей вниз, на обитаемые территории. Ни к чему ей помнить все это. Сейчас полежит немного с туманом в голове, а через часок и Петрификус пройдет.
Да и он бы с удовольствием забыл.
- Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс, научи нас хоть чему-то, наш любимый Хогвартс, - шепотом поет Малфой, быстро спускаясь по ступенькам.
Одна, вторая, третья... Конец.