Стоял декабрь. Декабрь - это всегда праздник. Это много снега, белоснежный ковёр на улице... Это запах мандаринов и приближающегося Рождества... Это огромные сияющие от ног до головы ёлки и задумчивый блеск стеклянных старинных шаров. Это подарки и детский смех. Это снисходительность учителей, праздничное настроение. Это много вкусностей. Это любимая семья. И это ожидание чуда.
У Лавгуда этого не было.
Начинать нужно с того, что он вообще не знал какой сейчас месяц. Ксенофилиуса это не волновало. Он практически не замечал более оживлённой суеты окружающих. Он вообще ничего не замечал. Смена декораций в Большом зале отразилась в его сердце приятной неожиданностью, о которой он забыл, выйдя из зала. Вкус зимних блюд его не волновал. Ну, почти не волновал. Пудинг Ксенофилиус всё-таки заметил. Это был праздник. Не так давно парень подхватил насморк, поэтому запах праздника к нему не просачивался. А подарки... Подарки они и в день рождения подарки.
Праздничный пир Ксенофилиус тоже пропустил. Но, конечно, не потому, что он был вредный. Он даже заскочил попробовать пудинг. Дело в том, что у Лавгуда пропадали вещи. И, как ни грустно, он уже понял, что нарглы таскают только носки. А другие вещи, ботинки, к примеру, - Ксенофилиус посмотрел на свои босые ноги, - таскают дети. Был декабрь, поэтому в замке было прохладно, в гостиной-таки ничего. Особенно, если сесть к камину. Правда, места там обычно занимают. Но можно сесть на пол. Лавгуд не понимал, зачем им это надо. Но приходилось мириться.
Обычно семикурсников уважают и побаиваются. Лавгуда сторонились, но не уважали. Собственно, парню до этого было, как до зелий профессора Снейпа. Но вещи терялись. Их прятали. А завтра Лавгуд ехал домой и... Любому ребёнку, даже семнадцатилетнему, неприятно видеть свою мать огорчённой. А миссис Лавгуд непременно огорчилась бы, если бы узнала, что половина гардероба сына опять канула в лету. Поэтому Лавгуд искал вещи, да. Он сегодня целый день клеил по замку объявления с просьбой вернуть вещи и их список. Немного печалило то, что список на один пергамент не уместился. А также то, что Ксенофилиус вспоминал о какой-нибудь вещи только в процессе, а приписать её уже было нельзя, потому что он не помнил, где объявления. У него было впечатление, что нарглы забирали их утеплять норки. Он даже залез в одну, пока оттуда его с криком на вытащил школьный завхоз.
Ксенофилиус вздохнул. Ногам стало приятно тепло, когда он босиком перешёл на ковёр с каменных плит. Под потрескивание камина Лавгуд прикрепил последнее объявление к доске объявлений. Возможно, часть вещей найдётся. Ну, мечтатель очень на это надеялся.
Лавгуд задумчиво потёр нос и неизвестно как появившееся там пятно от чернил.
За креслом что-то зашуршало. Ксенофилиус нагнулся туда, но никого не увидел. Зато он увидел там свой ботинок. Он лежал там глубоко. Один есть. Лавгуд встал на четвереньки и полез за предметом, столь необходимым матери.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2015-06-20 20:15:46)

Наверное, Ксенофилиус выглядел довольно забавно - в школьной рубашке и пижамных штанах, босиком. Вдобавок глупое чернильное пятно на носу и уже две недели немытые волосы. Да, брился Ксенофилиус тоже в исключительных случаях, поэтому достаточно заметная щетина солидности ему не придавала. В одной руке у него болтался ботинок, беспомощно провисая на шнурке.
Зато Рабастан, спустившийся по неведомой Лавгду причине в такое позднее время, был полной противоположностью Лавгуду. Вот он выглядел по-настоящему аристократом - идеально выглаженная рубашка, чистые брюки, блестящий значок старосты. Наверное, будь в гостиной девушки, они бы восхищённо ахали в углу, пока Лестрейндж-младший говорил. Ксенофилиус склонил голову. он не совсем понял, что от него хотят. Точнее, он вообще мало что понял.
- Да-да, конечно... А ты кто? Я в смысле мы знакомы?.. - Ксенофилиус честно делал попытки проникнутся ситуацией. Он предпринимал всё возможное для этого - старательно искал зацепки во внешности ученика.
- Ээээ.... Вспомнил. Относительно. Ты случайно не староста, нет? Я тебя вроде бы видел. Где-то, да... - Ксенофилиус с усилием воли прогнал мысль, что вокруг головы Рабастана что-то плавает.
- Рабастан? - чуть с замедлением выговорил он, - Лестрейндж который? О, я что-то вспомнил. Чудесно, правда? А ты знаешь, что у тебя вокруг головы что-то плавает? Не важно. Ты не мог бы повторить, что ты сейчас говорил? Я не расслышал, - Ксенофилиус с сожалением развёл руками. Ботинок качнулся на шнурке, и обвивая его за запястье, заставил Лавгуда снова забыть о Рабастане.
- А-а-а... Ты вроде бы что-то говорил про бал... Да, ты говорил про бал. Какой бал? Когда он будет и кто будет приглашён? Знаешь, это несерьёзно с твоей стороны - говорить про бал, хотя сам о нём мало знаешь. Ты, кстати, с кем думал идти? Ладно, не важно, - Ксенофилиус всегда терялся, когда видел недопонимание собеседников. Он не понимал, чем оно вызвано, однако, по доброте душевной, всегда пытался дать возможность понять. И даже помогал немного сумбурными объяснениями.
- Ты сейчас сказал, что Гриффиндор со Слизерином устраивают бал. А мы их обокрали? Не, ты ведь что-то другое сказал, я в этом уверен... - Лавгуд задумчиво посмотрел на ботинок в руке, потом снова перевёл взгляд на Рабастана.
- Кушать уже хочется... Ты не хочешь. Э, кстати, ты не знаешь, скоро там завтрак? - Ксенофилиус заправил волосы за ухо. Из-за того, что они слиплись, локон быстро вернулся в исходное положение.
- Замок так оживлён, странно, правда? Никогда не думал... Нет, конечно, пудинг - это вкусно, но чтобы столько шумихи из-за пудинга! Я определённо чего-то не понимаю. Все так куда-то спешат. Даже не по себе немного. А ты любишь пудинг?

- Именно. Староста. Твой староста, в том числе, - Ксенофилиус с трудом прервал свою речь и удивлённо воззрился на Райвенкловца.
- Староста?! Мой староста?! - громко воскликнул Лавгуд, поражаясь открытому, - но зачем мне староста? Я не жадный. Пусть староста будет у всех. Староста - это хорошо, конечно. Но я просто не понимаю, зачем мне староста. У меня есть листок. Я могу его сложить. Могу превратить его в голубя и покормить зёрнами. Могу нарисовать или написать что-то. Он мой. А зачем мне мой староста? Думаю, что зёрна на завтрак, да и на ужин тебя не устроят. Рисовать на тебе нельзя. Или ты всё-таки хочешь быть голубем? Это немного странно. Но я бы хотел быть голубем. Это интересно, хотя зёрна невкусные - я пробовал. Представляяешь, ты можешь лететь, куда захочешь. Вот ты никогда не интересовался, как видят нашу землю птицы? Вот с башни всё кажется маленьким. И озеро, и лес, и люди. А когда ты летишь, всё наверное такое же маленькое, только пролетает под тобой. Ну, то есть тебе кажется, что пролетает, а на самом деле ты пролетаешь. А ещё летать - это здорово. Вместо рук у тебя крылья, и ты летаешь... - Ксенофилиус широко развёл руками, представляя, что у него крылья. Он практически забыл о Рабастане, когда пустился в объяснения. Для себя он уже был голубем и парил в поднебесье, рассматривая пролетающих маленьких людей, лес.
- А ещё... А ещё облака должны быть большие-большие. Представляешь? Если бы я был голубем, я бы летал в облаках. Это, наверное, очень интересно. Представляешь, внутри облака... Как думаешь, они мягкие? Ну, на них лежать можно? Мне кажется, что можно. Они выглядят очень мягкими. Если бы я был голубем... - Ксенофилиус замолчал. Его глаза сияли, как будто он сумел опровергнуть один из законов Ньютона. Потом он продолжил объяснять Рабастану о тонкостях мира.
- Постой-ка, а ты что, не был на ужине? - Рабастан опять, как некстати, оборвал его где-то в середине нити рассуждения. Но Лавгуд не злился на него. Просто Рабастану интересно что-то немного другое, не интересное Лавгуду. Но раз ему не очень интересно слушать Ксенофилиуса, то Ксенофилиус расскажет о чём-то другом. Может быть, это другое будет более интересным. Ну, Лавгуд на это надеялся.
- У нас уже был ужин? - мягко поинтересовался Лавгуд, - я думал, что завтрака ещё нет. Ну, раз он был, то можно пойти на кухню, и поискать там что-то, что могло остаться после ужина. Может, у эльфов остался кусочек пудинга?!  - Ксенофилиус с приоткрытым ртом проследил за прилетающими вещами.
- Это так интересно. И так волшебно. Вот я уже седьмой год учусь в Хогвартсе, но летающие вещи меня поражают. Они летят к тебе, а ты к ним даже не прикасаешься. Как будто они живые. Вот может носок думать? Все говорят, что, конечно, нет. Но, если представить. Вот он летит, как живой. Значит он и думать может, как живой. А о чём может думать носок? И где у него глаза? Он же как-то видит? Или он видит не через глаза? - Ксенофилиус рассуждал о носке, рассматривая этот объект на полу. Он всё пытался увидеть у носка глаза, ну или на худой конец другие органы чувств, однако это ему не удавалось. Ксенофилиус вежливо передал список Рабастану, присаживаясь перед вещами на корточки.
- О, ещё один носок. Я думал, что носки унесли нарглы. Они обычно в конце ноября всегда утепляют норки к зиме. Нет, у меня нет заначки. Было где-то совиное печенье. Но оно жёсткое, и в зубах застреёт. мясо доели фесралы. Но я мясо тоже не очень люблю. Я люблю пудинг. Пожалуй, пройдусь я до кухни, может ещё что-то найду. Кстати, вот этот шарф не мой, - Ксенофилиус сунул Рабастану в руку чей-то синий шарф. Все оставшиеся вещи он сгрёб в кучу и свалил в ближайшее кресло. Потом направился к двери, забыв на ковре ботинок. На ходу Лавгуд задумчиво смотрел по сторонам, карауля нарглов - они должны были спуститься за вещами Лавгуда, чтобы продолжить утеплять норки.

Ксенофилиус обернулся на грохот и застал крайне печальную картину: несчастный Рабастан вцепился ему в ногу и едва не был похоронен заживо под найденными Лавгудовскими вещеми. Семикурсник быстро сгреб вещи в сторону и поставил старосту на ноги, ухватив Рабастана за ворот рубашки и резко дернув его вверх. Лавгуд осторожно отряхнул Лестрейнджа.
- Что-то случилось? Я надеюсь, что ты не сильно ушибся. Очень больно?  - Ксенофилиус встревоженно посмотрел на пятикурсника. Лестрейндж выглядел довольно ничего для едва не убитым креслом. Кто знает, но Лавгуд считал, что ничто в мире не происходит по чистой случайности, просто так. Наверное, когда-то Рабастан обидел это кресло, и теперь оно попыталось отплатить ему тем же.  Но со стороны кресла это было не очень благородно, ведь месть - плохое чувство.
- А чем ты его обидел? - с интересом спросил Ксенофилиус, подразумевая кресло. Любопытство пересилило в нем все. Все-таки любой знает, что мебель крайне терпелива и необидчива, и чтобы разозлить ее, а уж тем более довести до состояния мести, нужно очень-очень сильно постараться. Трудно было представить, что натворил Лестрейндж, что даже мебель начала ему мстить. И Ксенофилиус хотел узнать, что именно. Для того, чтобы не повторить подобной ошибки. И, возможно, Лавгуд сможет придумать, как выпросить у кресла прощение.  Возможно, даже в другом порядке, если учитывать  человеколюбие абсолютно всех Лавгудов без исключения.
- я бы попросил прощения на твоем месте, - Лавгуд с намеком кивнул в сторону кресла, - впрочем, тебе сейчас лучше немного расслабиться. Мне кажется, что ты немного совсем ушиб голову. Только не обижайся, немножечко совсем. Знаешь, что лучше всего снимает стресс? Шоколадный пудинг. Пойдем на кухню, поедим пудинга, - спокойно говорил Лавгуд, выводя Рабастана за пределы гостиной , - пудинг вкусный. Он настолько вкусный, что его любят даже нарглы. Я,наверное,возьму потом с собой в спальню несколько кусочков шоколадного пудинга. Возможно, нарглы даже вернут мне некоторые вещи в обмен на еду. Ты не думай, что они злые, раз прячут мои вещи. Совсем нет, они даже дружелюбные. Просто они очень любопытные, а зимой им еще надо утеплять норки. Если сказать им, что вещь нужна, они вернут ее. Только они пугливые и прячутся
хорошо. Нам надо выйти из башни, чтобы попасть на кухню. Мы не туда идем. Ты не туда идешь. Нам в другую сторону. - Лавгуд упрямо свернул в другую сторону, - кухня, она рядом с гостиной Хаффлапафцев. Они очень милые ребята. Никогда не был там? - Ксенофилиус просто шел и болтал. Ему было не очень важно присутствие Рабастана. Очень часто было так, что редкие случайные спутники Ксено сворачивали по дороге, а Лавгуд продолжал болтать и замечал пропажу собеседника лишь по прибытии в место назначения. Хотя Лестрейндж был совсем упорным, его присутствие нисколько не мешало Ксенофилиусу неспеша идти к кухне, болтая при этом на добрую половину Хогвартса, - а еще, говорят, что в хаффлапафской гостиной кресла самые мягкие. Я там, конечно не бывал, но я верю. Зато у них там нарглов очень много. Прямо беда. Постоянно вещи у ребят таскают. И еда не помогает - там, ведь, кухня рядышком.