Пост от Скорпиуса Малфоя

   Скорпиус топчется у столика, за которым сидит мисс Паркинсон. Она отвечает ему настолько тихо, что ему волей-неволей приходится подойти ближе, чтобы расслышать.
    - Я Скорпиус Малфой, мисс Паркинсон. Мы встречались с вами в Мунго весной, я учусь на целителя и прохожу там практику.
   Женщина прикрывает глаза на долгие полминуты, как будто пытается вспомнить, а затем неуверенно сметает в сумочку со стола смятые пергаменты.
    - Присядете, Скорпиус?
   Скорпиус улыбается женщине.
    - Нет, мисс Паркинсон. Я, должно быть, был невежлив, мешая вам. Я хотел лишь поприветствовать вас и поздравить с выздоровлением, - Малфой прячет руки в карманы, придерживая под мышкой шапку, которую носит больше на всякий случай, чем действительно используя.
    - Присядьте, - снова просит его Паркинсон. - Я прошу вас. Всего на минуту. Здесь приличный кофе.
   И он соглашается, хотя ему пора бежать на встречу с Альбусом и Роуз. И он прекрасно знает, какой мерзкий здесь кофе.
    - Кофе. И черничный маффин, - вежливо просит он подошедшую официантку, которая с любопытством разглядывает его и Персефону.
    - Спасибо, - неожиданно говорит женщина с такой страстью, что он вскидывает на нее глаза, удивленный и заинтригованный.
    - Не за что, - осторожно говорит он. - Вы же, насколько мне известно, добрый друг моего отца.
   Персефона усмехается - у нее улыбка немного безумная, но в целом она не имеет ничего общего с той непрерывно плачущей женщиной, которую он видел весной, обходя третий этаж Мунго на ознакомительной экскурсии. Он не работал на третьем этаже, но тем не менее слышал, что Персефона Паркинсон свихнулась давно и стабильно, от своих приятелей по Академии целителей, и вот теперь она сидит в кафе и выглядит совсем неплохо - просто как слегка уставшая женщина лет тридцати.
   Хотя ей никак не может быть тридцать - ей за сорок, как и его отцу. Должно быть, если бы не болезнь, она выглядела бы еще лучше.
   Поняв, что он откровенно разглядывает свою собеседницу, Скорпиус тут же утыкается в чашку кофе, принесенную официанткой.
    - Извините, - внезапно говорит он, нарушая тишину, возникшую после его последних слов.
    - За что? За то, что я дружила с вашим отцом или за что, что вы на меня смотрели? - неожиданно резко произносит Персефона.
   Скорпиус обращает внимание на то, что она употребляет прошедшее время, говоря об его отце, но предпочитает не уточнять.
    - Я видел ваши колдографии у отца, поэтому узнал вас. И вы совсем не изменились, - этот идиотический комплимент выскакивает у него сам собой, хотя обычно Скор не выдает банальностей. И вообще не собирался делать комплиментов.
    - Спасибо, - снова говорит женщина уже насмешливым тоном. В глубине ее глаз - тьма, странным образом освещающая ее лицо. Как такое может быть, Малфой не понимает, а потому предпочитает спрятаться за кофе. Шапка сиротливо лежит на столе между ним и Персефоной.
    - Прекрасный кофе, вы были правы, - спокойно меняет он тему.
   Паркинсон смеется.
   - Мы оба знаем, что кофе - дерьмовый, Скорпиус, - отметает она его попытки завести нормальную светскую беседу. - Как вас зовет отец?
   Скорпиусу требуется немало самообладания, чтобы аккуратно поставить чашку на стол, не расплескав коричневую горькую жидкость.
    - Скорпиус, - чуть настороженно произносит он. - А мать - Скорпи.
    - Ничего, если я буду звать вас Скор? - следует новый вопрос.
   Он растерянно терзает маффин вилкой, не понимая, чего хочет от него эта женщина.
    - Пожалуйста, мисс Паркинсон, - как можно официальнее произносит он, как будто они не в Мерлином забытом кафе, а, по меньшей мере, на приеме его матери. - Извините меня, но мне и правда пора.
    - До свидания, Скор, - тихо прощается с ним Паркинсон, когда он уже направляется к двери, оставив на столе несколько монет.
   Когда за ним захлопывается стеклянная дверь, он достает достает перчатки, ежась в маггловской куртке на холодном ветру. Шапку он оставил на столике, но возвращаться совсем нет желания. И он действительно опаздывает. Довольно сложно будет объяснить Алу и Роуз, что он задержался, потому что захотел поздороваться с женщиной, которую видел один раз в жизни и о которой не очень-то и наслышан, потому что узнал ее через окно маленького кафе рядом с госпиталем.
   ...Вечер проходит спокойно - Ал всего лишь два раза заводит разговор о том, что Скорпиусу с Лили Луной пора перестать дурить и помириться, а Роуз и вовсе игонорирует эту щекотливую тему, увлеченно повествуя, каких добилась успехов в своей практике в Министерстве. От Малфоя требуется только кивать и поддакивать, исправно бегая за сливочным пивом в свою очередь.
   И все это время Персефона Паркинсон не выходит у него из головы.
   Он немного о ней знает - в его семье не принято говорить о школьных годах отца и матери, а уж тем более о тех однокурсниках, которые не приходят к обеду. К слову, не так уж много и приходит. Но мисс Паркинсон вообще считается табу - Скорпиус узнал о том, что она жива, лишь при посещении Мунго весной этого года. Почему-то ему казалось, что Персефона мертва, как мертвы Миллисент Буллстроуд или Грегори Гойл. Поэтому он соврал, когда сказал ей, что знает, будто она добрый друг его отца.
   У его отца нет друзей - и никогда не было. Зато у его отца была невеста, Персефона Паркинсон, но что-то у них пошло не так, поэтому в результате мать Скорпиуса - Астория, а не эта странная женщина, резкая и одновременно холодная.
   Что ей было нужно? Зачем она попросила его задержаться?
   Их беседу нельзя было назвать содержательной, а потому Скорпиус чувствует, как будто с ним играют. Идиотские загадки, но ему любопытно.
   ...На следующее утро он еще до смены, пока переодевается рядом с медбратом, дежурящем на третьем этаже, пытается узнать эпикриз по поводу состояния этой женщины, случайно встреченной вчера. Деррек Вуд рассказывает все, что знает, но Малфой недоволен - он все еще не понимает, что ищет, но точно знает, что не нашел этого.
   После работы он заходит в то же самое кафе и выпивает чашку кофе, смутно надеясь, что Персефона объявится. Официантка, примерно его ровесница или чуть моложе, усердно строит ему глазки, но он не отвечает на ее томные взгляды. Она тоже не то, что он ищет. Когда официантка подходит к нему в четвертый раз, интересуясь, не хотел бы он заказать пудинг - их блюдо от шеф-повара, Скорпиус неожиданно грубит девушке, раплачивается и уходит.
   На улице по-прежнему холодно, и про шапку он вспоминает уже в двух шагах от камина Дырявого котла. Возвращаться глупо.
   А вот следующим вечером, когда он появляется в госпитале, готовый начать свою ночную смену, его поджидает принесенный совой конверт. В конверте записка - мисс Паркинсон сообщает ему, что он оставил в кафе свою шапку и теперь она у нее, а также мисс Паркинсон интересуется, не будет ли он столь любезен зайти за этой самой шапкой, потому что сова ее домовладельца не понесет посылку, а выйти из дома мисс Паркинсон не в состоянии по причинам, которые ему не интересны.
   Разумеется, ему немедленно становится интересно, поэтому он запоминает адрес, указанный в записке под подписью, а утром, едва его смена закончилась, отправляется за своей многострадальной шапкой.
   Домовладелец рассматривает его упорно, как будто ожидая, что сейчас Скорпиус обернется волком и кинется прочь по улице. Когда этого не происходит, мужчина - лет пятидесяти, с внушительным брюшком под домашней рубашкой - цедит что-то, что можно расценить как приглашение проходить, и Малфой проходит, а затем поднимается по лестнице и стучится в скособоченную мансардную дверь, из-за которой доносится хриплый кашель.
   Через минуту, которую он проводит под подозрительным взглядом домовладельца снизу лестницы, Скорпиус вновь поднимает руку, чтобы постучать, но дверь рывком распахивается, являя миру Персефону Паркинсон.
    - Мисс Паркинсон, доброе утро. Простите, что так рано, но вы сами написали - в любое удобное время, а сейчас как раз самое удобное время, - произносит Скорпиус заранее заготовленную речь, затылком чувствуя тяжесть взгляда домолвладельца. Женщина цепко ухватывает его за рукав и втягивает в комнату, захлопывая за ним дверь.

   Пост от Скорпиуса Малфоя.

   От Паркинсон веет сумасшедшей деятельностью - она ходит по комнате, поправляет волосы, перебирает концы своей шали бессознательным движением... Она настолько живая, что Скорпиуса вновь поражает, что она  - ровесница его отца, немного старше матери, которые будто заморожены в своем поместье.
   Все движения темноволосой женщины порывистые, резкие, как будто она и не знает, что значит быть спокойной, и Скорпиус невольно заражается ее манерой двигаться по комнате.
   Он делает несколько шагов за ней, замечает это и останавливается посреди комнаты, держа себя в руках и разглядывая кружащуюся вокруг Паркинсон.
   В своей комнате она кажется такой же молодой, хотя почти ненакрашена, одета в какое-то блеклое платье и обтрепанную розовато-серую шаль. Эта шаль совершенно уродливая и уродует женщину, которая ее накинула - вот что точно понимает Малфой в течение первой минуту своего пребывания у Паркинсон.
    - Да, конечно, - отвечает он сразу на оба ее вопроса и подходит к ней ближе, доставая из кармана простую маггловскую зажигалку - пользоваться ей куда проще, чем палочкой, особенно находясь в маггловских кварталах, а Скорпиус любит побродить по маггловскому Лондону, несмотря на недовольство родителей.
   Персефона косится на зажигалку, но не говорит ни слова, только загадочно улыбается и выбивает из пачки еще одну сигарету. А затем совершенно естественным движением берет ее в рот и выжидающе смотрит на Скорпиуса.
   Он крутит колесико зажигалки и огонек нетерпеливо пляшет над хромированной верхушкой маггловской побрякушки. Паркинсон наклоняется к огоньку и глубоко затягивается, прикуривая обе сигареты. Скорпиусу на мгновение предстает вид ее шеи, открытой поднятыми наверх волосами. У нее белая-белая кожа и Малфой хочет посоветовать ей как можно больше бывать на солнце и уехать из Англии на зиму куда-нибудь, где жарко, но он молчит.
   Паркинсон распрямляется, выхватывает одну сигарету изо рта длинными пальцами и бесцеремонно подносит ее к губам Малфоя. Он краем глаза замечает темно-вишневый мазок помады на фильтре, а затем принимает сигарету, чувствуя на ней вкус Паркинсон.
   Это действо настолько интимно и невероятно, что он полностью сбит с толку и не понимает, какого Мерлина женщина делает то, что делает.
    - Мисс Паркинсон, вы упомянули о моей шапке в вашем письме, - начинает он, когда снова может говорить. Они курят в полной тишине, женщина резко затягивается и выпускает через нос дым. Видно, что с курением у нее не все гладко, потому что каждый раз между вдохом и выдохом она делает небольшую паузу, как бы проверяя, сможет ли затянуться. Однако Скорпиус оставляет свои наблюдения при себе - неудивительно, если она неопытный курильщик, учитывая, сколько времени прошло с ее выписки. Он сосредотачивается на своей сигарете, пытаясь избавиться от привкуса ее помады и слюны во рту. И разговор о шапке кажется ему наилучшим выходом.
    - Так ты пришел за шапкой? - Паркинсон реагирует с живым интересом, выкидывая недокуренную сигарету, как будто его вопрос стал удачным поводом избавиться от нее. - Так срочно нужна шапка? Мне не показалось, что ты используешь ее по назначению.
   Однако она все же прошла к столу и подняла со стула его шапку.
   Скорпиус почувствовал себя идиотом - он прибежал за шапкой так, будто жить без нее не мог.
    - Я пришел, потому что вы написали, что я могу прийти, - непонятно ответил он, затягиваясь. Из-за открытого окна в мансарде стало еще холоднее и Паркинсон куталась в свою уродливую шаль с еще большим рвением, пробуждая в Малфое чувство вины. Он сделал несколько глубоких затяжек, наслаждаясь вкусом табака, выкинул окурок в окно и закрыл ставень, поворачивась к женщине.
    - Понятно, - Паркинсон как будто ждала, когда он обернется. - Значит, я написала, что ты можешь прийти, и ты пришел, молодой Малфой. Понятно. А может быть, ты пришел и вовсе не за шапкой?  Может быть, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о чем-нибудь? О войне? О том, какой был твой отец в школе? О том, какой была твоя мать?
    - Я бы выпил чашку кофе, - нахально ответил Скорпиус, оставаясь на своем месте у окна. - И я пришел вовсе не за шапкой, это точно. Но и не за тем, о чем вы подумали. Мне интересно, но не то, каким был мой отец. Мне интересно, какой были вы. Я хочу знать это.
   Только произнеся это вслух, он понял, что это правда. Он хотел знать о Персефоне Паркинсон как можно больше. Хотел знать, что привело ее сначала на третий этаж в Мунго, а затем в то кафе, где он ее увидел позавчера. Он хотел знать о ней хоть что-то кроме имени и того, на каком факультете она училась в Хогвартсе.
   Паркинсон изгибает бровь таким движением, что он даже на мгновение думает, что это флирт.
    - А ты похож на своего отца... иногда. Это "я хочу". Я хочу кофе, я хочу знать...
   Она легко улыбается и скрывается за занавеской, отделящей подобие комнатной кухоньки от остальной части комнаты.
   Малфой садится на стул и аккуратно расправляет свою шапку, а затем сует ее в карман куртки - надевать он ее не собирается.
   За занавеской свистит маггловский электрический чайник, что-то стеклянно звенит, что-то шуршит. Аромат растворимого кофе - но все же лучше, чем в том кафе - заставляет Малфоя блаженно прикрыть глаза. Чашка горячего кофе после ночной смены идеальна и впереди у него целый свободный день и ночь, чтобы отдохнуть. Возвращаться в мэнор ему пока не хочется, как и отправляться в квартиру, которую они делили с Лили Луной - он откладывал сбор вещей на тот момент, когда для них обоих разрыв перестанет быть болезненной раной, но в итоге просто привык обходиться без некоторых вещей, заведя второй комплект умывальных принадлежностей и ночуя то в своей комнате в поместье, то на диване у Ала...
   Паркинсон ставит перед ним чашку кофе и сахарницу - настоящую серебряную сахарницу.
    - Не знаю, с сахаром ты пьешь или без, поэтому на всякий случай, - так же насмешливо говорит она и садтся напротив, подперев подбородок ладонью. Круглый воротничок ее голубого платья съезжает и Скорпиус видит ключицу, такую же белую, как и вся кожа Паркинсон. Он виновато отводит глаза и сластит кофе - не может отказаться от сахара, привычка с детства.
   Кофе на вкус немного странный и отдает жженной травой, но Скорпиус не критик по натуре, несмотря на семью. Персефона смотрит на него с легкой улыбкой, а с каждым глотком, который он делает, в еее глазах проглядывает настороженное ожидание, хищное и опасливое одновременно...
   ... Он приходит в себя на смятых простынях в ее кровати, в горле сухо как с похмельях, а перед глазами картины недавнего прошлого. Паркинсон - невозможно голая, как и он сам, - приподнимается с его руки, на которой лежала, и тушит окурок в чашке с кофейным осадком на дне.
    - Не дергайся, - тихо говорит она. - Это любовное зелье, кратковременное, без привыкания. Умоешься холодной водой, выпьешь чашку крепкого чая - и как рукой снимет головную боль. Больше никаких неприятных последствий.
    - Никаких неприятных последствий? - ошеломленно возмущается он, натягивая на них обоих одеяло и отгоняя от внутреннего взора встающие картины. - А это что же такое?
    - Я сказала - неприятных. А это было из разряда приятных. Мальчик, только не нужно мне врать об этом - тебе не на что жаловаться, - как ни в чем не бывало отвечает Паркинсон и встает. Скорпиус поспешно отводит глаза, с силой проводя ладонями по лицу. Когда он снова смотрит на женщину, убедившись, что она одета, он уже не краснеет - хотя она и оказалась чертовски права.
    - Зачем, черт подери? - он с трудом возвращает себе прежнюю самоуверенность. - Зачем вы все это сделали?

Пост от Скорпиуса Малфоя.

Ее смех сбивает Скорпиуса с толку: ничего настолько смешного он не видит, хотя ситуация в целом довольно глупая. Однако  он стоит с невозмутимым видом, без шапки, как всегда, засунув руки глубоко в карманы пальто. На улице метет, а он еще с десять минут проторчал у двери, не решаясь постучать, поэтому теперь ему за шиворот стекают капли растаявшего снега.
Но все это меркнет по сравнению с вопросом женщины, к которой он пришел незванным гостем. Персефона Паркинсон умеет поставить его в нелепое положение с той же легкость, что и отец.
Это неожиданное сравнение с отцом встряхивает Скорпиуса, приводит его в чувства.
- Вы мне не писали, - говорит он, проходя в комнату - движение женщины не осталось незамеченным. - Совсем. Почему?
На этот раз она в другом платье цвета, который Лили называла "пепел розы". В этом платье видно, что на висках у Паркинсон сквозь бледную кожу просвечивают жилки, а под глазами темные круги. Это не ее цвет, настолько не ее, что Скорпиусу хочется сказать ей об этом, но он сдерживает себя, обзаводясь еще одной маленькой тайной от Персефоны Паркинсон.
- Мне казалось, ты велел мне найти другую игрушку. И попрощался, -  в голосе Паркинсон по-прежнему слышно веселье.
- А мне кажется, я заслуживаю хоть какого-то объяснения, - упрямится Скорпиус, не глядя на собеседницу.
Паркинсон тихонько притворяет дверь и подходит к нему, поднимая руку. Не то она хочет коснуться его лица, не то - волос, но он шарахается в сторону с такой спешкой, что налетает на стул. Едва удержав предмет мебели от падения, он смущенно поднимает глаза. К его удивлению, Персефона больше не смеется. Она заложила руки за спину, как будто боится снова напугать его, и во взгляде у нее что-то, отчего Скорпиус понимает, что она не выгонит его прочь. Что, возможно, она даже рада его видеть.
- Простите, что я без приглашения, - ни к чему произносит он, уже давно прекративший ждать от нее приглашения и потому только в этот день оказавшийся на пороге запомнившегося ему дома.
- Ничего страшного, - мягко отвечает Паркинсон, как будто он заскакивает к ней раз в три дня. - Я ничем не занята и почти всегда дома. Заходи, выпьем кофе.
Кофе? Кофе с приворотным зельем, хочет спросить он. И опять не спрашивает, а только поводит плечами под мокрым пальто.
Скорпиус пытается понять, вкладывает ли она какой-то дополнительный смысл в последнюю фразу. Пожалуй, он бы даже хотел, чтобы вкладывала - пришлось признаться хотя бы перед самим собой, что его влекло к ней, причем влекло и в сексуальном смысле.
Но Персефона выглядит вполне невинно, как будто не она напоила его приворотным в прошлый раз.
- Я с удовольствием выпью кофе, - у него перехватывает горло. И когда она снова протягивает к нему руку, он напрягается - в его семье прикосновения не приняты - но позволяет ей погладить себя по волосам.
Ее пальцы касаются его уверенно, она ерошит волосы и это даже приятно. Ему становится жарко в пальто...
- Да ты мокрый! - восклицает женщина, проводя раскрытой ладонью по его шее. - Снимай пальто, пока оно не вымокло окончательно!..
Он покорно стаскивает с себя пальто и разворачивает уже изрядно подмокший шарф пока она кружится вокруг с полотенцем, а потом как-то получается, что она уже слишком близко, и полотенце зажато между их телами, и он закрывает глаза, чтобы поцеловать ее.
И на этот раз у нее губы сухие и жесткие, совсем не такие, какими ему запомнились - или не запомнились - по прошлым поцелуям. В этот раз все иначе, и не происходит ровным счетом ничего, никакой магии, ни-че-го, и он смущенно прерывает поцелуй, убирая руки с талии женщины, которые неизвестно как там оказались.
И открывает глаза, чтобы получить от Паркинсон пощечину, а то и намного более болезненные удары словом.
Но Паркинсон вместе со своими темно-зелеными, тускло-зелеными глазами смотрит на него совершенно спокойно, без насмешки. И от этого он чувствует себя еще большим дураком и даже не знает, что сказать. Лучше всего, конечно, сейчас было бы уйти, но его пальто уже Мерлин знает где, а он слишком сбит с толку, чтобы с достоинством искать предметы гардероба.
- Прости...те, - выдавливает он.
Паркинсон похлопывает его по плечу материнским жестом, чем злит его до бледности.
- Послушайте-ка, - снова начинает Скорпиус, уже изрядно заводясь. - Вы играете со мной, как кошка с мышью. То все вот это вот, то теперь вы как каменная статуя в музее. Что, оборотень вас задери, вы от меня хотите?
Кажется, его гневная тирада имеет успех, потому что на бледных щеках Паркинсон расцветают розы, а глаза наполнятся яркостью.
- Мальчишка! Ты вообразил себе, что я буду прыгать с тобой в постель в любой момент? Что по щелчку твоих пальцев я готова буду плясать на задних лапках? Что ты можешь годами отвергать меня, а потом вот так просто заявиться ко мне и взять все, что захочешь?!!
Она выкрикивает последнюю фразу и ошеломленно замолкает, прижимая к губам ладонь. Скорпиус тоже молчит, глядя на нее, глядя в ее огромные испуганные глаза над бледными пальцами с обломанными ногтями.
Кажется, он понимает, что именно она сказала - и уверен, что она понимает. Но есть еще кое-что, что ей нужно понять.
- Я не мой отец, - тихо говорит он.
Тихий тон его голоса контрастирует с эхом, все еще гуляющим по мансарде от ее гневного выкрика.
- И я ничего не вообразил себе. Я вообще пришел не за этим, - это ложь. Не целиком, но отчасти - он точно знает, что думал о том, как уложить Паркинсон в постель снова. И точно знает, чо не должен об этом думать. Самое неприятное, что неизвестная история с его отцом делает эту женщину для него еще привлекательнее.
- И я не отвергал вас годами, - неуклюже заканчивает он.
Что делать сейчас, он не представляет - обнять ее снова кажется почти кощунственным, уйти - глупым. Поэтому Скорпиус выжидающе молчит, боясь услышать требование никогда больше не видеть эту странно-привлекательную женщину.